– Предпочтительно немецкая, Золинген. Не гоже с такой бородой пред глазами начальства являться.
– Найдем… Вижу ты точно, на поправку пошел… Ваше благородие. Найду тебе бритву и одёжу подходящую, чтобы ты своими лохмотьями строй не портил. Может еще и выправишься, тем более терять тебе нечего. С Богом, штабс-капитан. Как у вас там у золотопогонников говорится – За Веру, Царя и Отечество? За Веру – ладно, простим, за Отечество – согласен, а про Царя забудь. Кончилось его время. Навсегда. Пошли бриться…
Глава 13
Новый адрес.
Новые разговоры…
– Никитка?.. Если вы добрых слов ждете – их не будет. Мразь он был и трус…
Про мразь – понятно, других оценок ждать не приходится. За другими надо к окружению Хруща идти, которые теперь при нем. А эти все обиженные и понимают, кто к ним нежданных визитеров послал.
Но трус?..
– Он же воевал.
– Ну как воевал – на фронте бывал, как и все, но все больше в штабах оттирался. Какой из него вояка… Киевский, а потом Харьковский разгром, где сотни тысяч солдат погибли или в плен попали, с его подачи случились. Сталин в Киев зубами вцепиться предлагал, а эти отступить решили – мол, трудно будет воевать в полукольце, с простреливаемыми маршрутами снабжения. Убедили. Только Сталинград потом удержали, без бродов и мостов. Вросли в землю и наваляли немцам по первое число. И Киев так же могли. В конечном итоге сдали бы, но сколько фрицев за собой уволокли. А так впустую погибли, в чистом поле, под авиацией и артиллерией, которые отступающих утюжили. Я бы Никитку еще тогда к стенке поставил. Только у него защитники нашлись, которым он чуть сапоги не вылизывал. Отмазали.
Замолчал. Больная тема, но хоть напоследок, без оглядки все выложить, о чем годами молчал! Как на последнем, после приговора, слове.
– А что касается личной храбрости, то был один эпизодик, который я из первых уст. По воинским частям они тогда колесили – Хрущев, Голованов, который маршал авиации и еще офицеры. За них – не скажу. А за Хрущева… Их случайный немецкий мессер атаковал – свалился из-под облаков и очередь дал. Другие офицеры к обстрелам были привычные, а Никитка струхнул, так, что в штаны нагадил, по самые… Пришлось останавливаться, потому что продыху не стало и долго его отпаивать и в чувство приводить. И еще машину отмывать, которую он аж до стекол испачкал. Такой был «герой».
– Дерьмо не аргумент. Мало ли у кого, в первом бою или при бомбежке «медвежья болезнь» случалась. В штаны навалить – в том большого позора нет.
– А Ватутин? Он же Ватутина убил.
– Это как? Его же бандоровцы подстрелили.
– Подстрелили, да не убили. Ранение было не пустяшное, но не смертельное. Хотели раненного в Москву самолетом переправить, но Хрущев воспротивился – мол, здесь, на месте справимся. Да и сам Ватутин уперся, потому что поверил… Никита его в Киев перевез. А после и вовсе к себе в особняк определил, врачей приставив. Где тот и помер от заражения крови. А был бы в Москве, может, и выжил. Солдатик один, который в том же бою, точно такое же ранение получил, поправился, хоть в простом госпитале валялся. Выжил и в строй встал.
– Чем ему Ватутин мог помешать?
– Точно не скажу. Вроде конфликтовали они… А может, он хотел раненого при себе оставить, чтобы заслугу его спасения себе приписать. Или просто конкурента, который после войны далеко мог пойти, убрал. Не знаю. А только Ватутин настоящий мужик был, и в том последнем бою не прятался, и в штаны не гадил, а в цепь автоматчиков лег, чтобы наравне с ними от бандеровцев отстреливаться.
– Что еще?..
– Еще?.. Есть и еще…
Глава 14
– Помню Никиту Сергеевича, хороший был человек, приветливый. Бывало, приезжал, когда мы в исполнение приводили. Приедет, да не с пустыми руками, а с водкой, потому как понимал, стоит в сторонке смотрит. Я ему еще жаловался, что не справляюсь – много их было под ликвидацию, иной раз в день десятка три, а то и поболе, привозили и мужиков, и баб. Бабы-то ничего, только плакали и о пощаде просили, или как бесчувственные, словно померли уже. Вставали и затылки подставляли. А мужики, те буйные попадались, кто-то упирался, а то и в драку лез, приходилось их наганом бить, чтобы усмирить… И после оттаскивать на погрузку, а они шибко тяжелые. И еще с них, опосля смерти – течет. Вонь стоит, кровь и дерьмо чуть не по колено, а мне таскай. После, дома, приходится стираться, каждый день, только кровь и это все липкое, так просто не отдерешь. Фартук просил и сапоги с голенищами – так не дали. Я и Хрущеву жаловался, он обещал да ничего не сделал, хотя я для него всегда… Как-то на своей машине кого-то привез. Сказал – враг это. И мне передал. Ну я и стрельнул. Что мне – трудно.