Дед покачал головой.
– Самим бы выжить. А детишки при такой пищи, через год-два все перемрут.
– Вот… Одни мы тут будем, как медведи-шатуны, которых из берлоги вынули. Или кто-то спорить станет? Да ведь каждый из нас, каждый на что-то надеется – что все как-то образуется и мы вернемся в нормальную жизнь. Даже о лагерях многие думали – отсидеть свои срока и на свободу с чистой совестью. Думали, себе не врите. Мы не умерли, но и не живем – посередке застряли. Убери надежду, завтра или сдохнем разом или сдаваться пойдем. Так?
Молчат бойцы. В самое больное бьет Петр Семенович, куда не каждый даже заглядывать готов. Невозможно зверями, стаей в тайге жить. Зверь – может, он другого не знает, а человек… Лагерь, верно, не курорт, но там люди, там больничка, там надежда дожить и в жизнь большую вернуться… А здесь – закон тайга.
– А как же дед?
– Хреново, – ответил штабс-капитан, – Передать не могу, как ночами зимними на луну выть хотелось. Сто раз думал веревку через сук перекинуть… Так я еще передышки имел, с местными общаясь, иногда по неделе у них гостевал, душой оттаивая. А все-равно… Потому к вам и прибился, хоть уверен был, что вы меня, как всему научитесь, в расход пустите. И все-равно… Не может человек без страны, без общества, без семьи. Лучше сразу…
Кивнул Партизан, которому все это было знакомо и только тем он спасся, что Победы ждал, своих, которые придут. А здесь какая победа и кто свои? Все свои – вот они.
– Верно говорит Семеныч, – год, два и все мы тут пересобачимся и друг другу глотки перегрызем. Нет просвета в конце – мрак один. Да и доберутся до нас. Мука, спички, соль, обувка, лекарства какие… Придется их добывать. Где? В тайге магазинов нет. Значит в цивилизацию сунемся, а там – нас примут.
– И что делать?
– То, что прежде собирались – торговаться, – вновь сказал Петр Семенович, – С Хрущем торговаться, которому мы… который нам обязан.
– Он же нас в распыл хотел пустить!
– Хотел. И при первой возможности пустит. Только нет у нас никого другого, кто бы мог прикрыть. Только он. Он – палач и он же – спаситель. Надо идти и хоть голову на плаху.
– Пойдешь?
– Пойду!.. Я не смогу – Крюк следом пойдет. А потом Абвер. А не получится – останется врассыпную. Вряд ли это нас спасет – через год, два, может раньше он всех нас по одиночке выцепит. Страна большая, да все на виду. И если он по-настоящему сети раскинет… Да сами им поможем – за прописками придем, за справками, на работу устраиваться, жениться, лечиться. Государство сотни крючков имеет, на которые своих граждан цепляет – от одного, другого увернешься, на третий попадешь.
– А как же урки?
– Урки, как освободятся, справки об освобождении в ментовку несут и паспорта получают, – усмехнулся Крюк, – А после к участковым отмечаться раз в месяц приходят. И даже законники. Они хоть и бандиты, а тоже законопослушные граждане.
– А когда в бегах?
– Если в бегах, то недолго. А после опять в барак, срок доматывать. Некоторые, конечно, по несколько лет бегают, но не в лесу, как мы теперь. В городах они прячутся, среди людей. А, главное, за ними мир воровской стоит – денег подкинут с общака, паспорта нарисуют, спрячут, когда нужда будет, в любом городе по маляве примут и обласкают. Мы по норам да избам, они – малинам, где живи не хочу, при харчах и бабах. Есть разница? И то, недолго они бегают, не кормят их годами, на дело отправляют, где они рано или поздно спалятся. Есть у нас малины? Примут нас урки? Вот и ответ.
Петр Семенович окинул командиров взглядом.
– Река, избы…, согласен. Но решение надо искать в Москве. И лучше теперь, пока Хрущ еще какой подлости не удумал. Под ним вся страна – решит рискнуть, всех барбосов на нас натравит и тут уже не убежать. Теперь он шатается, но скоро укрепится, в силу войдет и тогда… Время работает против нас. Не сможем теперь – не сможем никогда!..
Глава 48
Звонок на известный номер.