– Элё? Хто это? Говорите. Я слухаю…
Хорошего посредника нашел Хрущ, такая ничего не поймет и ничего не запомнит, но все исполнит, чтобы хлебное место не потерять.
– Передайте Никите Сергеевичу, что я прошу встречи.
– Хто просит?
– Он знает. Я перезвоню через три часа.
Через три часа трубку взял Хрущев.
– Ты?!
– Я…
Значит выжил, ушел. И должен был, потому как не дурак под пули подставляться. Что он хочет?.. Сдаваться, пощады просить? Но это хорошо, что позвонил и что сам придет – не придется его по стране шарить. Только не надо выказывать свой интерес, чтобы он не насторожился.
– Чего надо?
– Встретиться.
– Зачем? По-моему, мы все текущие вопросы разрешили. Если вы понадобитесь, я сам вас найду через объявление. Так что, прошу меня более не беспокоить…
– Это срочно. И важно не только для одного меня.
Интересная заявка. Что он хочет сказать?
– Хорошо. Давай… в среду, в двадцать три пятнадцать. Буду ждать тебя там, же где раньше, на дороге. Будь в спортивном костюме – трусы и майка. Поверх плащ. Плащ сбросишь, когда я позову.
– Холодно же.
– Зато безопасно. Мало ли что тебе в голову взбредет. Или ты хочешь, чтобы я охрану для шмона привлек? Нет? Тогда буду ждать…
В двадцать три пятнадцать, в среду, с асфальта на грунтовку съехала машина. Как тогда. Охрана осталась на дороге, нервно шагая вдоль обочины. Водитель, оставив свет, ушел вперед. Дверь приоткрылась
– Где ты там?
Из кустов вышел странный для ночного леса «спортсмен», в черных, под колено трусах и облегающей, темной футболке.
– Ну-ка, повернись. Еще… Ладно, садись вперед.
Хрущев потянул из кармана наградной Вальтер, прихваченный на всякий случай, положил на колени. С оружием он, как и всякий прошедший войну, обращаться умел, хотя не думал, что это когда-нибудь еще пригодится.
Хлопнула дверца. Никаких здрасьте, никаких рукопожатий. Хрущев демонстрировал свое превосходство – не он просил о встрече, его просили. Глянул демонстративно на наручные часы. Слегка, не до конца опустил прозрачную шторку отделяющую салон от водителя.
– Что хотел?
– Договориться.
– О чем? Ты сделал свое дело – спасибо, я сделаю то, что обещал. Но не раньше, чем когда ты мне предоставишь списочный состав своих людей со всеми их регалиями и фото. Что мне в паспорта вклеивать?
Ничего другого Петр Семенович не ожидал. Ведь знает Хрущ, что многих из них нет уже в живых, что их убили по его прямому указанию. Но играет простачка, который не в курсе. Но скорее понимает, что не все там, в лесу полегли, что есть еще другие, живые, которые для него все так же опасны. И надеется вот так, с наскока, получить их данные… Втемную меж ними игра идет, до конца – втемную.
– Хорошо, я подготовлю поименный список. А пока посмотрите вот это.
Петр Семенович протянул черный пакет с фотографиями.
Никита Сергеевич вытащил, перебрал фотографии. Нахмурился.
– Что это?
– Показания ваших приятелей, которых вы заказали, а мы – исполнили. Перед смертью они, отчего-то разоткровенничались. Там много для вас интересного.
Никита Сергеевич углубился в чтение. Сволочь!.. Мразь!.. Он их прежде чем… допросил. А они рассказали… Да – точно. С датами, именами, росписями под каждым листом. Ублюдок!.. Хотя это можно было ожидать.
Никита Сергеевич почувствовал, как его захлестнула волна ярости. Если все это всплывет вот так, не на уровне сплетен и предположений, и если почерковедческая экспертиза подтвердит… Тут можно будет такие искры высечь, что под ним сильно горячо станет. Он потому и избавлялся от этих свидетелей, чтобы обелить себя, убрать из прошлого темные страницы. А вышло вот как… Плохо вышло. Но надо держать себя в руках, надо не показывать вида. Это он точно знает – бегущего догоняют, испугавшегося – грызут.
– Филькина грамота, – Никита Сергеевич швырнул вперед пачку фотографий, рассыпавшуюся по салону, – Это всего лишь фото, которые можно распечатать, как угодно.
– Но это фото с оригиналов. Которые тоже есть.
– Брешешь!
Петр Семенович протянул сложенный вдвое лист.
– Вот одна страница в качестве образца. Я предполагал, что вы будете сомневаться.
Хрущев взял лист, расправил, прочитал и в бешенстве скомкал его, бросив под ноги.
– Я теперь прикажу охране тебя арестовать, и ты расскажешь, где остальные листы. Все! Точно расскажешь, что ты понимаешь. Не можешь не понимать!
– Понимаю. Поэтому ничего рассказать не смогу.
– Ну это мы посмотрим. Не таких ломали. Или тебе поведать, как на НКВДешники допрашивали упрямцев?
– Я знаю. Не понаслышке. И поэтому, не доверяя себе, оставил документы надежным людям. Адреса которых не знаю. Я не могу отдать то, что хранится неизвестно где и дать наводку на людей, местонахождение которых подсказать не могу. Вы можете вывернуть меня наизнанку, но помочь вам я ничем не смогу, даже если очень сильно захочу. Я знаю с кем имею дело и знаю методы работы следователей с Лубянки. Но хочу предупредить, если я не вернусь в назначенное время, документам будет дан ход.