– Озеро? – Панама вспомнил, что так и не дослушал до конца рассказ об этом озере и чем оно так опасно. – А оно здесь при чем?
Курбан не торопился с ответом. Он кряхтя присел на корточки, ощупал рукой пол у стены, снял пиджак и аккуратно его расстелил.
– Садись! – сказал он, делая приглашающий жест рукой. – Как говорят русские, в ногах правды нет. Да и на земле вообще.
– Нет, ну что за… гадство! – Панама со всей силы пнул дверь носком ботинка и запрыгал на одной ноге, морщась от боли. Дверь стояла непоколебимо. – Суки… Твари! А еще… свои, называется!
– Возьми себя в руки! – В негромком голосе Курбана звучала жесткость. – Будь мужчиной! Гнев тогда показывать надо, когда до горла врага доберешься. А до этого спрячь его и не показывай, что у тебя на душе.
– Ну, конечно, получить по роже и… утереться! – не унимался Панама. – Я капитан… и эта сука тоже капитан… Мы… я… должен кланяться ему? Молчать и делать вид, что все в порядке?
– Должен! – Курбан повысил голос. – Если ты мужчина, то должен! Нужно будет – и на колени встать должен! Не для того, чтобы шкуру свою спасти, хотя и она пригодится, – ведь мстить может живой, от мертвого толку мало, – но главное не это, главное то, что, падая на колени, ты становишься ближе к врагу, ты сокращаешь расстояние до него. А потом бросок и удар! Да такой, в котором весь твой гнев, вся твоя злость сидит! От которого ни одна броня не спасет! Понял, глупец? А пока успокойся и не трать силы зря. Копи их для ответа тому… капитану.
Геннадий почувствовал, что его спутник далеко не так прост, как это могло показаться вначале. И что в словах горца больше правоты, чем во всем, на что способен был сейчас он сам. Так что, хоть и с большим трудом, он взял себя в руки и послушно сел рядом с Курбаном.
– У тебя есть план? – обратился он к нему. – Черт, как же противно на эти рожи смотреть! Интересно, как они доложат о нас начальству?
– Они не доложат, – после короткой паузы ответил Алиев. – О том, что мы здесь, вообще никто не узнает.
– Как это? Они что, убьют нас? Так это же беззаконие!
– Какие сейчас законы? – В темноте лица горца было не видно, но Панама мог поклясться, что тот усмехается. – Кто их соблюдает? Ты давно видел такого начальника… пусть он руководит всего лишь пунктом приема стеклотары, но все равно уже начальник, так ты видел, чтобы хоть кто-нибудь из этого племени соблюдал закон? То-то же! А тут вообще закрытый район… боевые действия рядом. Бандиты… Спишут и не задумаются. Скажут, ушла съемочная группа в горы, а вместе с ней и оба Алиевых. Отец и сын. И не вернулись. Чечены всех перестреляли. А за иностранца выкуп требуют.
– Слушай, ты чего… радуешься? – возмутился Пономарев. – Ты так говоришь, как будто бы тебя это не касается! Ни тебя, ни сына… Или ты просто хочешь показать: мол, вот я какой хладнокровный и ничто меня не сломит? Черт, как же мне все это… Мартин сука! Я же его… я же верил ему! А он… всех нас… зараза!
Обуреваемый гневом, Геннадий умолк, не найдя нужных слов.
Молчал и Курбан. Его одолевали тревожные мысли, он не считал необходимым выказывать свои чувства. Что толку от слов? Один поступок скажет больше, чем сотня фраз. Можно тысячу раз сказать: «я убью врага», а тот будет себе жить-поживать как ни в чем не бывало. А можно пойти и сделать. А потом пусть за тебя говорят другие.
– Ну так что там с озером? – напомнил Геннадий. – Будет продолжение или как?
– Да что тебе это озеро далось? – начал было Курбан и передумал. – Впрочем, теперь ты как никогда имеешь право узнать… что ждет нас в случае неудачи.
– Что ждет? – переспросил Панама. – Ты же сказал, что нас убьют.
– Я сказал только, что они не боятся сделать так, чтобы мы исчезли, – уточнил Курбан. – Им незачем нас убивать… Они и тех людей, которые вместе с Муртузом пошли к озеру, тоже не убили.
– Это ты о тех, которые решили наказать обидчиков чабана?
– Да. О тех, кто не вернулся. Ни один не вернулся. Вначале не знали, что и думать, не хотелось верить в плохое. А потом… потом пришли они сами. От людей не отличишь, только… глаза неживые. Ты наверняка замечал, человек, когда смотрит на ребенка, на любимую, на родителей, его глаза меняются. Когда злится, когда радуется… А у этих всегда одни и те же. Рассказывают… они… их даже наши собаки боялись.
Да что собаки, стоило только появиться чужакам, на что волки – звери без страха, и те разбегались. Не веришь? Или, может, тебе смешно такое слышать? Геннадий вздрогнул, словно очнувшись.
– Мне? Смешно? – опешил он. – Да я слушаю! Внимательно! Ты дальше… дальше давай!
– А что дальше, наши же тоже не пальцем деланные. Собрались мужчины… взяли винтовки… и стали следить за пришельцами. Одного подстрелили, другого… А они оживают! Не сразу, но все равно… оживали. Пока сельчане не научились в головы им попадать. Вот тогда уже все, конец. А разгадав секрет, стрелки стали засады устраивать. Много чужаков положили. Не зря говорят, что у нас мальчики с винтовкой в руках рождаются.
– И что, всех перебили? – Геннадий решил, что лучше не умничать и не рассказывать про бронежилеты, благодаря которым «оживали» чужаки. Пусть рассказывает как хочет. Легенда есть легенда, в ней обязательно что-то приукрашено. – Или они стали в касках ходить?
– Какой всех?! Они знаешь какие хитрые! Видят, что плохо дело, колдовать стали! – Алиев рубанул рукой воздух. – Ты можешь сказать, что сказки все это… я сам бы так сказал. Но это было! На самом деле было! Они хватали наших людей и делали их… не людьми. Рабами делали. Хуже, чем рабами. Рабы, те хоть убежать могли, здесь же… воли лишали. Сыновья отцов, матерей не признавали. Тогда наши взялись по-серьезному. Устроили настоящую войну. Вопрос стоял ребром: или мы, или они. Ох и погибло тогда людей! Много… очень много. На Белого царя почему-то списали, а на самом деле это те чужаки воевали. Ну, и им тоже досталось. А потом случилось самое страшное. В аул пришел аждаха.
– Кто пришел? – переспросил Геннадий. – Аш…
– Аждаха… Чудовище, по-вашему, – пояснил Курбан. – Ну, как дракон. Только еще страшнее и больше.
– Змей Горыныч, что ли? – догадался Панама. И тут же выругался про себя. Он боялся, что своей глупой шуткой оскорбил горца, но тот принял подсказку серьезно.
– Наверное… я не знаю. Но это ваше, русское название. Вполне возможно, что этот гад к вам еще раньше приходил. Вот вы и дали ему свое имя. А мы свое. – Курбан пожал плечами. – Да и кто помнит, как на самом деле было? Все же со слов берется… Один рассказал, другой как понял, так и пересказал, кто его слушал, тоже свое добавил и дальше пустил. Вот и получаются… легенды. Или мифы, а хочешь, и сказками назови. Но они же не из воздуха взялись, наверное, есть какая-то основа.
– Знаешь, – вдруг поддержал горца Геннадий, – а ведь ты прав, не найти ни одного народа, в легендах которого не было бы своего дракона. У китайцев, у японцев, у индейцев майя, у инков… у нас. Да, Индию забыл! И скандинавов тоже… мать их шведскую. Свенсон, тварь подколодная! Вот где змеюка… на груди пригрел! Ну и что натворил твой аждаха?
– Он не мой… он… ихний… чужой. – Курбан говорил медленно, тщательно подбирая слова, видно было, что это дается ему с трудом. – Мои земляки защищались как могли. Они стреляли в чудовище, но пули не могли причинить ему вреда! Он уничтожил наши дома… просто раздавил их! Глотал людей, бил хвостом… Да так, что никто устоять не мог.
Панама впервые подумал, что темнота имеет свои преимущества. Если бы не она, то Курбан увидел бы на его лице скептическую улыбку, которую он не смог удержать. Уж больно все звучит как-то несерьезно, сказка, да и только…
– И куда делся потом этот… аждаха? – спросил он. – Ну, порушил все, побил ваших… дальше что произошло? Как его одолели?
– Да нет, не одолели его. – Курбан тяжело вздохнул. – Живет… ублюдок – не люблю это слово, не для людей оно, но тут подходит… В озере живет.
– В озере? – недоверчиво переспросил Панама. – В вашем озере? Не может быть! А почему до сих пор его не убили? Не поймали? Ученых не привезли? Бомбу, в конце концов, почему не кинули?