Корпус тоже стал прорисовываться. Низкий, метра три с половиной, не более, продолговатый, с торчащими во все стороны элементами непонятного земному авиатору назначения, он был весь из темно-серого, с матовым отливом, материала. Герману издали показалось, что это скорее всего металл, но точно сказать он не мог, уж больно необычно все виделось в лунном свете. Вот если бы ему зрение Рыкова! А так вроде бы и похоже на титан, из которого у его самолета были сделаны лопатки ротора, а вроде бы и нет…
– Пошли!
Герман вздрогнул от неожиданности. Боже, он же совсем забыл о големах! О незнакомом Вахе и слишком знакомом Свенсоне. А между тем эта парочка неторопливо – видимо, вспышки разрядов сделали свое дело, внушив им некоторую робость, – направилась к челноку.
Герман затаил дыхание. Его пронзило сознание важности момента. Сейчас, прямо на его глазах, люди, путь уже и не совсем люди, но хотя бы частично все же представители человечества, войдут в инопланетный корабль и… Что они должны были сделать, войдя в челнок, Герман не придумал. Потому как не знал, для чего они должны туда входить и что вообще там находится.
Как выяснилось, големы войти в него не торопились. Вернее, они вообще не собирались в него забираться. Вместо этого Свенсон остановился в полуметре от корабля, рядом с ним встал и Ваха – теперь Герман узнал этого бородача с кастровской бородой. Что они там делали, Герман не заметил. Ему было не до этого, он боялся пропустить момент, когда начнет открываться люк. Но люк все не открывался и не открывался. Прошла одна минута, другая, а корабль и не думал впускать в себя людей.
Герман начал нервничать: неужели он так и не увидит величайшее событие? Вот уже и Свенсон, в руках которого появился какой-то темный, неопределенно бурого цвета дипломат, отошел в сторону. Вот Ваха, оскалившись в улыбке, вскочил на скобу ближайшей к нему лапы-опоры и прощально машет рукой…
Герман оторопел. Что, и это все? Свенсон остается, а Ваха улетает? Вот так, почти верхом на колесе? Да не может такого быть! Но тогда почему он прощается?
Все объяснилось минутой спустя. Герман вдруг заметил, что челнок… покатился. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее он пробежал около семидесяти метров… и стал проваливаться под полосу! Так же, как когда-то сам Герман, вернее, несчастный Маркс со своим всадником – неумехой в седле.
Плита, огромная, оказавшаяся намного длиннее, чем прежде показалось Герману, наклонилась, и корабль вместе со что-то радостно выкрикивающим Вахой соскользнул в подземелье.
Герман чувствовал себя так, как будто все это происходит не наяву, а на экране, в каком-то не слишком удачном фантастическом боевике. Не хватало только качественного звука, потому что, кроме воплей бородатого голема, ничего не было слышно. И вот все исчезло. Ваха небось уже под землей орет, Хранителя пугает.
Глухой стук, с которым Мартин поставил дипломат в раскрытый «додж», вернул Германа к действительности. Он решил, что тот сейчас уедет, и обрадовался. В принципе все складывается вполне удачно. Ваха в подземелье, Свенсон сейчас тоже укатит, так что можно будет и без ползанья на брюхе обойтись. Надо только потерпеть пару минут. Зато есть что порассказать ребятам. Впрочем, они тоже наверняка сами все видели и уже небось обсуждают вовсю.
Ну чего этот Свенсон никак не уедет? Еще один челнок, что ли, ждет? Или этот отправлять будет? Неожиданно до Германа дошло, что он совершенно не представляет себе, как корабль инопланетян будет выбираться из подземелья. Неужто так, как забирался? А кто тогда плиту наклонит? Туда-то она шла под собственной тяжестью грузовика. А оттуда?
– «Первый», «Первый», я «Горик»! – внезапно послышался голос из динамика переносной радиостанции. – «Первый», ответь «Горику»!
– Отвечаю «Первый»! – донеслось из-за автобуса.
«Ух ты! Значит, Свенсон „Первый?“ – подумал Герман.
Если «Первый», значит главный! Вот так-так! Оказывается, съемочной группе выпала честь путешествовать в обществе самого крутого голема? Да, знал бы, так автограф взял бы! Вдруг потом пригодится. В случае победы этого Кытмира, мать его…
– Закончили обход! – доложил «Горик». – Ни хрена не нашли! Вернулись на базу! Какие будут указания?
– Жди на месте, скоро буду! – сообщил Чистильщик и добавил: – С ценным грузом. Очень ценным.
Вкатившись в подземелье, Махмудов подождал, пока закроется плита, и сразу же умолк. К чему этот концерт, когда нет зрителей? Вернее, зрителя. Не для солдат же он комедию ломал, бесстрашие свое показывал. Другое дело, если бы его собственные бойцы были здесь, тогда куда ни шло, а эти…
«Эти», как Бронзовый называл солдат Мохова, его терпеть не могли, хотя и не показывали вида. Но Ваху не проведешь, он знал об этой нелюбви и платил солдатам тем же. И не только солдатам. Он ненавидел всех людей, даже своих родственников. Правда, не так сильно… но все равно ненавидел. А вот кого любил, так это Хранителя. Вот где сила, где мощь! И преданность! Никто не мог похвастаться тем, что монстр его любит, а вот Махмудов мог. Животное, привезенное с далекой планеты еще совсем маленьким и хранившее лишь обрывочные, весьма смутные воспоминания о ней, связывали с человеком, даже не слыхавшим ни разу о родине Хранителя, удивительно доверительные отношения. Вахе порой мерещилось, что вот-вот, еще небольшое усилие, небольшой толчок – и Хранитель заговорит, расскажет о себе… А тот, казалось, тоже старался изо всех сил, но всякий раз попытки преодолеть, разрушить разделявший человека и монстра барьер оставались тщетными, и они расставались, исполненные горечи, но не потеряв веры, что когда-нибудь это все равно произойдет.
Вспомнив о любимце, Махмудов почувствовал, что ему хочется увидеться с ним. Он спрыгнул с ползущего по подземной дороге корабля и пошел следом за ним к озеру. На берегу, выбрав камень посуше, он присел и, опустив голову к самой воде, позвал своего друга ультразвуком. Крик был без слов, скорее некое вибрирование горлом, но монстр знал, что это зовут его и кто зовет. А потому он быстро поплыл на звук, но не так, как любил делать обычно – вздымая и гоня перед собой волну. Нет, Хранитель подплыл глубоко под водой и медленно вынырнул лишь у самого берега. Осторожно выставив ушастую голову из воды, он удивительно грациозно вытянул шею и почти коснулся голема морщинистым выростом над зубастой пастью. Бронзовый ласково провел рукой по подставленной морде.
– Хорош, Хранитель, хорош! Давно я тебя не видел. Как ты тут без меня? – просвистел голем ультразвуком. – Небось забыл совсем?
Монстр закрыл и открыл громадные глаза и шумно выдохнул воздух.
– Чем кормили тебя? – продолжал Махмудов. – Мясо давали? Или только рыбой питался? Хранитель вздохнул еще горше.
– Козлы! Ну погоди, придет моя власть, я тебе сюда столько дичи нагоню, столько сладкой человечины получишь, что смотреть на нее не захочется.
Монстр фыркнул.
– Что, не хочешь людишек? – удивился Ваха.
Голова чудовища дернулась в сторону. Как ни странно, Бронзового тоже передернуло от отвращения.
– Это что за новости? – опешил Махмудов. – Ты мне кончай тут носом водить! А может, ты заболел? Хотя нет, как ты можешь заболеть, когда в тебя столько «Авиценны» влили? Нет, тут что-то другое! А может, ты капризничаешь потому, что… тебя обидели?
Хранитель вдруг коротко, совсем по-детски вскрикнул и закивал головой.
– Обидели? – Голем зло прищурился. Его и без того маленькие глазки стали еще меньше. – Кто? Кто тебя обидел?
Вместо ответа в голема полетел такой эмоциональный заряд, что тому самому захотелось, крича и вопя, крушить, ломать, рвать врага зубами, впиться ему в горло и почувствовать солоноватый вкус его крови.
Эта нарисованная воображением Вахи картина привела его в такое возбуждение, что он почувствовал – если не отведет душу на ком-то сейчас же, немедленно, то просто лопнет от злости. И этот «кто-то» вдруг явственно встал перед глазами! Как это получилось и почему именно сейчас, Бронзовый понять не успел, его внимание было занято другим. Дело в том, что в его воображении всплыл образ абсолютно незнакомого молодого человека. Это было невероятно, Махмудов мог поклясться, что видит этого парня впервые, голем просто не мог объяснить, откуда он взялся у него в голове. Это было похоже на бред, безумие, но представить себе, что он, Ваха, голем, Бронзовый, негласный хозяин тысяч жизней, сошел с ума… Да это же невозможно!