Кажется, как последняя дура, я упала в обморок, и мой отважный герой решил вынести меня из шумного и душного зала.
— Как ты себя чувствуешь? — произнес он с легким иностранным акцентом.
Ко мне вернулся слух, и я прекрасно разобрала каждое произнесенное им слово, но вместо ответа затрепетала от наслаждения. Викинг держал меня на руках, и хотя я уже была в силах идти самостоятельно, не подала и виду, млея в кольце его объятий.
— Прекрасно, — пробормотала я наконец.
— Не думал, что богине Иштар[15] будет так хорошо в моих объятиях.
— Ты меня узнал? — поразилась я.
До того момента никто не сказал ни слова о моем вызывающем, украшенном вышитой змеей, костюме финикийской богини, облитых красной краской руках и прикрепленном к поясу атаме.
— А вот ты, кажется, меня не узнала, — подмигнул мне викинг.
— Разве ты не викинг? — полюбопытствовала я.
— Простой воин-берсерк?[16] Отнюдь! — покачал головой незнакомец.
— Но ведь у тебя же меч, щит и шлем! — настаивала я.
— Знаешь, в каком виде сражались берсерки?
— Нет. В каком?
— Голыми и в состоянии исступления. Они наедались галлюциногенных грибов и бросались на врага с почти пустыми руками.
— Так кто же ты?
— Я — царь богов. Викинги называли меня Одином. Германцы — Вотаном.[17] На их разных языках это имя имело одно значение — ярость.
— Ты — свирепый бог?
— Скорее, неукротимый. Я дарю вдохновение скальдам[18] и поэтам, мудрость начертателям священных рун и силу воинам-берсеркам.
— А что ты даришь пиратам? — спросила я, потрогав пальцем черную повязку на его глазу.
Пробираясь сквозь толпу, викинг расхохотался.
— Один утратил свой глаз у источника великана Мимира.[19] Такой ценой он приобрел мудрость. Одина всегда сопровождают верные вороны — Хугинн и Мунинн. От их острого зрения не ускользает ничто из того, что смертные тщатся скрыть от взора богов.
Внезапно мне на ум пришли прекрасные сказки, которые в детстве мне рассказывала перед сном Деметра.
— А еще Одина сопровождают волки! — воскликнула я.
— Да, — подарив мне благосклонный взгляд, кивнул викинг. — Верных и отважных волков Одина зовут Гери и Фреки. Кроме того, у него есть неутомимый восьминогий конь Слейпнир. На нем Один путешествует по всем девяти мирам.[20]
Голос викинга звучал для меня слаще любой музыки. Я была готова без конца слушать его рассказ о подвигах Одина. Словно прочтя у меня в глазах это желание, викинг продолжил:
— Верхом на Слейпнире Один возглавляет ежегодную дикую охоту самой долгой зимней ночью, во время празднования Йоля.[21] Он скачет во главе полчищ духов, псов и коней в охоте за душами умерших… Горе живым, оказавшимся у него на пути.
— Что с ними будет? — задрожав, прошептала я.
— Они могут утратить рассудок и даже умереть.
— Зачем Одину души умерших?
— Чтобы поддерживать духовные силы земли. Слоняющиеся без дела души дурно на нее влияют.
— Это чем-то напоминает ритуалы поддержания земного плодородия.
Викинг вновь посмотрел на меня благосклонно.
Мы были уже на улице, моего лица приятно коснулось дуновение прохладного ветра. Викинг опустил меня на газон под раскидистым каштаном и стал ощупывать мне голову, которая уже почти перестала болеть. Но вот он коснулся какого-то места, и мне снова стало больно.
Поднеся руку к голове, я обнаружила на ней здоровую шишку.
— Что это?!
— Ничего страшного, — поспешил успокоить меня спаситель. — Череп цел, хоть он и здорово заехал тебе цепью.
— Кто?!
— Да призрак же! Неужели ты не помнишь, как он замахнулся на тебя перед тем, как я отшвырнул его к стене?
Ах, вот оно что! Так вот от чего я потеряла сознание! А я-то думала, что упала в обморок в приступе любовной неги… Хотя тогда я и слабо разбиралась в подобных вещах, мне было ясно, что я влюбилась в викинга с первого взгляда.
— А теперь расскажи мне о своей финикийской богине.
Я смутилась. Как же мне рассказывать отважному и мудрому Одину о подлой и коварной богине из Библа…
— Финикийцы никогда не произносили ее имени вслух, опасаясь тем самым вызвать ее появление…
Однако викинг сам помог мне выйти из затруднительного положения.
— Ее неземная красота ослепляла узревших ее.
Судя по всему, он перепутал Баалату с Танит[22] — своего рода финикийской Венерой. Я не стала его разубеждать.
— Она была опасна для мужчин. Им не стоило на нее смотреть.
— А что это за кровь у тебя на руках?
— Это символ сурового рока! — на ходу придумала я, не желая распространяться о зверствах Баалаты.
— Ну да, — по некоторому размышлению согласился викинг, — рок всегда сопутствует красоте. Кому как не тебе это знать…
Неужели прекрасный викинг действительно находит меня красивой?! Глядя на него, я тонула в бездонном омуте его глаз. У меня вновь закружилась голова.
— Как тебя зовут? — приподнявшись на локте, спросила я.
— Гуннар.
— Что это значит?
— Воин.
— Откуда ты, Гуннар? Откуда ты появился здесь, чтобы похитить меня под покровом ночи?
— Я из далекой ледяной страны Исландии.
Исландец! Божественый Гуннар — дитя снегов и ледяного тумана! Я затрепетала. Мне казалось, это сон.
— Меня зовут Селена, — пробормотала я. — По-гречески мое имя означает Луна. Мы родом с Пелопоннеса.[23]
— Неверная Луна пробуждает желания, — лаская меня взором, произнес Гуннар. — Наверное, ты появляешься по ночам, чтобы соблазнять богов…
Мы пожирали друг друга глазами. Потом я его поцеловала. Я сделала это так естественно и непринужденно, словно всю жизнь провела в его объятиях. Той ночью со мной что-то случилось. Больше никогда в жизни я не чувствовала подобного.
Мы целовались так долго, что чуть не задохнулись. И вдруг Гуннар отпрянул от меня и пробормотал:
— Это безумие.
Так оно, безусловно, и было.
Со мной никогда не случалось ничего подобного. Однако это безумие было настолько сладостным, что я не желала обретать рассудок. Кроме того, я боялась, что мой обожаемый викинг исчезнет, будто сон.
Очень скоро события и вправду начали принимать такой оборот.
Гуннар встал, наклонился надо мной, погладил по щеке, нежно взглянул мне в глаза и прошептал страшные слова:
— Забудь об этом, Селена. Этому не суждено сбыться.
— Почему?
— Потому что это нехорошо.
Что именно он считает нехорошим? Целоваться? Влюбляться по уши? Умирать от счастья? Впрочем, очень скоро я все поняла.
Стоило нам вернуться в зал, как к нам подлетела Метрикселла в костюме лесной фиалки.
— Селена! Где ты была?
— Выходила подышать воздухом, — пробормотала я.
— Возьми! — воскликнула Метрикселла, протягивая мне какую-то веточку. — Понюхай, как пахнет!
Как в полусне я понюхала благоухавшую лавандой веточку. Потом у меня замерло сердце. Метрикселла вела ко мне за руку Гуннара.
— Вы, кажется, уже знакомы! — защебетала она. — Как удачно, что мы с Гуннаром появились, когда к тебе стал приставать этот мерзкий тип!
Наклонившись, Гуннар целомудренно расцеловал меня в обе щеки. Я окаменела, словно обратившись в соляной столп.
Гуннар тоже не промолвил ни слова, а Метрикселла продолжала болтать:
— Вижу, ты еще не совсем пришла в себя. Не стоило тебе возвращаться. Думаю, тебе лучше пойти домой полежать.
Я машинально направилась к двери, хотя никуда не хотела идти и расставаться с Гуннаром. Но больше всего мне хотелось, чтобы Метрикселла провалилась сквозь землю.
Однако она никуда не провалилась. Более того, Метрикселла была моей лучшей подругой, заботилась обо мне и доверяла. Проводив меня до гардероба, она помогла мне надеть накидку и протянула мотоциклетный шлем.
— Гуннар отвезет тебя домой на мотоцикле, правда, милый?
Гуннар явно смутился не меньше меня. Судя по всему, наша едва вспыхнувшая любовь была взаимной. Мне очень хотелось, чтобы он отвез меня, но все же я понимала, что если это случится, произойдет нечто такое, в чем я долго буду раскаиваться.