— Это не я! Я не убивала Метрикселлу атамом и даже не подозревала, что она одержима!
И вдруг я вспомнила буйство Метрикселлы, ее неподобающие омниоре поступки, а также то, что она опустила атам, когда у нее была возможность меня убить. Конечно, все это было легко списать на Баалату, но за час до смерти Метрикселла еще управляла своими поступками. Тогда она не была одержимой Баалатой.
— Хватит, — отрезала Хольмфрида. — Пусть все решит суд. А сейчас мы должны тебе помочь.
Закатав рукава моего свитера, она показала мои израненные руки остальным омниорам.
— Скорей! — воскликнула не склонная к разглагольствованиям омниора-крестьянка.
Не теряя ни секунды, омниоры сгребли меня в охапку и потащили за собой на вершину нависавшей над серыми океанскими водами скалы, освещенной золотистыми лучами незаходящего полуночного солнца. Уложив меня на камни, они расставили вокруг меня в виде идеальной пентаграммы свечи и зажгли их.
Я долго лежала без движения, пока пять пар опытных рук исследовали все уголки моего тела и сознания и восполняли энергию, утраченную мною за последнее время. Собравшись с силами и окрепнув духом, я открыла глаза, но увиденное пришлось мне не по вкусу. Замершие вокруг меня омниоры были мрачнее тучи. Выражение их лиц не сулило мне ничего хорошего.
Церемонией руководила печальная Хольмфрида. Мне вручили кусок нефрита, укрепив мою ослабленную защиту. Потом мне дали отхлебнуть сильнодействующего зелья, и скоро меня охватило чувство блаженства. Мой разум просветлел, и голова заработала как никогда хорошо.
Распустив волосы, я принялась танцевать вместе с остальными омниорами, не чувствуя ни холода, ни голода, ни усталости. Я улыбалась странному тусклому солнцу и чувствовала себя легкой, как пушинка. Где-то далеко на горных склонах я заметила маленькие огоньки, подумав, что это сверкают глаза разглядывающих нас эльфов, и ничуть этому не удивилась.
После ритуального песнопения настал момент разговора, предметом которого служили я сама и мой недуг.
Никто не отваживался заговорить первым. Казалось, я на приеме у врачей, нашедших у меня неизлечимую болезнь. Наконец заговорила Хольмфрида.
— Ты беременна, — сказала она.
Меня как обухом по голове ударили. Я ожидала чего угодно, только не этого. Да, у меня была небольшая задержка, но для меня это было обычно. Мне ведь было всего семнадцать, и я никогда не обращала на подобное внимания.
— Не может быть, — пробормотала я. — Я жевала травы.
— Каждый день?
Напрягая память, я стала вспоминать, ежедневно ли жевала травы, которыми омниоры пользуются для предотвращения беременности. Делать это давно вошло мне в привычку. Обычно я жевала их перед сном и никогда не забывала, если только… внезапно не засыпала. Как это произошло со мной в ночь летнего солнцестояния на горе Дольмен. О той ночи я не полшила вообще ничего. Похоже, до жевания трав дело тогда не дошло…
— Тебя мутит? Тошнит?
Побледнев, я вспомнила о дурноте, которую считала симптомом морской болезни.
«Но ведь она началась у меня еще до того, как мы вышли в море! Выходит, мои слабость, дурнота, бессонница, — симптомы беременности!»
— Держи себя в руках — прочитав мои мысли, сказала Хольмфрида.
А как мне было не растеряться? Мне только что сообщили, что в моем чреве зародилась новая жизнь, что мой живот скоро раздуется, и в нем будет жить маленькое существо, которое впоследствии будет звать меня мамой. Это было настолько странно и невероятно, что я просто не могла в это поверить.
— Ты жертва одиоры. Твоя слабость объясняется именно этим. Однако беременность не ослабляет сопротивляемость тела. Наоборот, она ее повышает. Лишь благодаря этой беременности одиора с тобой не расправилась.
Возможно, так оно и было. В любом случае я не собиралась сдаваться, твердо решив сопротивляться и бороться за жизнь. Может, моя решимость была особенно неколебимой потому, что теперь речь шла не только о моей собственной жизни, но и о жизни крошечного существа. Как бы то ни было, в тот момент я объяснила себе такую твердость любовью к Гуннару.
— А эта одиора… Это — Баалата? — осторожно спросила я.
В отличие от средиземноморских ведьм, широкоплечие исландки не тряслись от одного упоминания имени финикийской богини. Они лишь нахмурились и сжали кулаки.
— Мы точно не знаем, но, скорее всего, она.
— Однако Баалата еще никогда не осмеливалась проникать в наши земли, — решительно возразила Хольмфрида.
— Здесь у нас правит Ледяная Королева! — пискнула очкастая омниора.
— Что за Ледяная Королева? — с опаской спросила я и стала судорожно вспоминать слышанные в детстве предания. — Ледяная Королева превращает в лед сердца полюбивших ее мужчин! — вспомнила я, наконец.
— И выжигает зрачки девушкам, дерзнувшим взглянуть ей в глаза, — добавила старуха Бьорк.
Исландские омниоры дрожащими голосами принялись перечислять то, что им было известно о загадочной одиоре.
— Возможно, в древности она была прекрасной скандинавской богиней Фрейей[66] или загадочной супругой бога Одина.
— Она безраздельно господствует в Арктике.
— Никто из других одиор ни разу не рискнул вторгнуться в ее владения.
— Баалата с ней не совладает.
— Чертоги Ледяной Королевы где-то далеко в ледяной пустыне. Там она отдыхает, а возможно, и почивает.
— Как Графиня!
— Но в ночь праздника Имболк Баалата осмелилась на бесчинства во владениях Кровавой Графини. Может, она решилась посягнуть и на земли Ледяной Королевы?
Исландские омниоры замолчали. Такая возможность, похоже, не приходила им в голову. Я же должна была узнать как можно больше, иначе с кровожадной чернокнижницей Баалатой мне было не справиться.
— Баалата умеет заколдовывать мертвецов, — подсказала я омниорам.
— Ей обязательно нужно какое-нибудь тело, пусть мертвое, пусть самое захудалое, — задумалась милая старушка Бьорк и нахлобучила по самые уши свою невообразимую шляпку.
— Так, может, она и воспользовалась чьим-нибудь телом, чтобы добраться сюда? — предположила бывшая учительница.
— Интересно, чьим? — заметила я вслух.
— Животные живут там, где привыкли жить, — сказала крестьянка. — И далеко не ходят.
— Они могут зайти далеко, — возразила Хольмфрида, — но только вместе с людьми.
— А вдруг Баалата вселилась в какого-нибудь человека! — воскликнула молодая официантка, потом немного подумала, покосилась на меня и в ужасе прикрыла рот ладошкой.
Остальные омниоры проследили за ее взглядом и разом затаили дыхание, словно узрев нечто ужасное. И тоже дружно от меня отшатнулись.
Поскольку мои чувства были обострены, как никогда, я почувствовала, как они мысленно меня изгоняют.
Механизм коллективного изгнания, используемый омниорами в случае возможного присутствия среди них одиоры, был мне знаком. О нем мне рассказывала еще Деметра. Я поняла, что исландские омниоры боятся, что я и есть Баалата или хотя бы отчасти одержима ею.
Омниоры замкнулись в себе. Мне было необходимо убедить их, что я — Селена. В противном случае они не только бы не стали мне помогать, но и постарались уничтожить.
Я была очень импульсивной и непосредственной. Иногда эти черты характера подводили меня, чаще — создавали множество проблем, но порой, в непростых ситуациях, выручали.
И тогда я спросила исландских омниор в открытую:
— Как я могу вас разубедить?
— В чем? — поежившись, нахмурилась Хольмфрида.
— В том, что я не Баалата и не одержима ею.
— Какие глупости! — деланно рассмеявшись, заявила Хольмфрида.
Никакие это были не глупости.
Возможно, беременность обострила мои чувства, но, как бы исландские омниоры ни старались, я читала в их глазах одну и ту же мысль. Всем им казалось, что они чувствуют, как в моих венах течет кровь Баалаты, вселившейся в меня, как в Метрикселлу. Исландки ошалели от страха, и я боялась, что в таком состоянии они решат от меня просто избавиться, чтобы дальше жить спокойно.
— Я желаю связаться со своей матерью Деметрой, — заявила я не терпящим возражений тоном дочери предводительницы кланов всех западных омниор. — Она знает меня и сможет убедить вас, что я не одержима Баалатой.