Сначала собаки сопротивлялись и даже пробовали кусаться, но я замахивалась на них бичом и лаяла им по-собачьи такое, от чего они приходили в неописуемое изумление и беспрекословно мне подчинялись. Потом, нагрузив нарты едой, одеждой и лекарствами, я заперлась в хижине вместе со щенком и начала ждать Лею, которой предстояло стать вожаком моей упряжки.
Я прождала ее час, потом два, потом три. Наконец я заснула и проснулась только от возбужденного лая собак. К хижине кто-то приближался. Однако я не слышала ни лая Леи, ни рычания медведицы.
Мне стало страшно. Я почувствовала приближение еще одной схватки, и у меня возникло недоброе предчувствие надвигающейся катастрофы. Я сидела на нарах, морщась от боли, тяжело дыша и придерживая живот руками. В этот момент дверь хижины распахнулась.
Вошел Гуннар. Он был мрачен. В его руке была винтовка, ствол которой еще дымился после выстрела. У меня потемнело в глазах от ужаса.
«Неужели он все-таки застрелил медведицу?!»
Гуннар шагнул в мою сторону, ткнул мне в грудь пальцем и рявкнул:
— Куда это ты собралась?!
Я ответила не сразу. Как зачарованная я глядела на кольцо с изумрудом, красовавшееся на его указательном пальце. В этот момент он как раз нервно потирал руки, касаясь кольца, но никаких призраков в избе не появлялось. Выходит, Гуннар не был всесилен и не мог распоряжаться Аруком с такой же легкостью, с какой это выходило у меня.
Поняв это, я приободрилась и стала выкручиваться.
— Я собиралась искать тебя, Гуннар! Я вот-вот начну рожать. Мне нужна твоя помощь.
— Почему же ты не отвязала Люси, как я тебе велел?!
— Вместо Люси я отвязала Нарвика. Сначала я пробовала прогнать к тебе Лею, но та до такой степени напугана, что все время жмется к дому.
— А чем она напугана?
— Нарвик сожрал ее щенков. Мне удалось спасти только вот этого.
Гуннар посмотрел на малыша, начавшего проявлять признаки беспокойства. Его матери не было уже более трех часов, и он проголодался.
— А где Лея?
— Ее сильно искусали, и она убежала.
— И бросила тут своего щенка? — изумился Гуннар.
Впопыхах я соврала очень неудачно. Гуннар знал не хуже меня, что Лея ни за что бы не оставила своего детеныша. Нужно было сказать, что Лею загрызли!
— Врешь! — прорычал Гуннар, сжав мою руку в своей. — Говори, куда собралась!
— Искать тебя, — пряча глаза, пробормотала я.
— Опять врешь! — прошипел Гуннар.
— Отпусти руку. Мне больно! — скривилась я.
— Мне тоже очень больно! — произнес Гуннар с таким трагическим выражением лица, будто очень переживал из-за того, что я собиралась его бросить.
— Отпусти меня, пожалуйста! — стала умолять я.
Внезапно мне стало очень страшно. Я боялась Гуннара, боялась его жестокости, его коварства и кровожадности.
«Ведь пьют же одиоры кровь омниор! Почему же сыну одиоры Гуннару не питать к ней пристрастия?!»
В тот момент Гуннар вызвал у меня ассоциацию с Нарвиком с перемазанной кровью мордой.
Гуннар печально покачал головой:
— Я не могу отпустить тебя, Селена. И никогда не отпущу. Если ты убежишь от меня сейчас, ты все испортишь.
— Я тут как в тюрьме! — не выдержала я и, как обычно, тут же раскаялась в том, что не удержала язык за зубами.
— Дура! — взорвался Гуннар. — Ты не в тюрьме. Я тебя берегу и охраняю. Без меня ты мгновенно погибнешь! Неужели это не понятно?!
Мне хотелось плакать, и не заплакала я лишь оттого, что страх сковал все мое тело.
— Дай мне уйти…
— А я-то заботился о тебе, — прошептал Гуннар, еще сильнее сжав мою руку, — защищал тебя… И это твоя благодарность?
В его голосе звучала такая неподдельная боль, что я в очередной раз поразилась его умению притворяться.
— Я ведь люблю тебя, Селена. Очень люблю…
— Я тоже люблю тебя, Гуннар, — пробормотала я, чтобы успокоить его и усыпить его бдительность.
— Неправда, — сказал Гуннар, не отпуская моей руки. — Это ложь. Ты понятия не имеешь, что такое любовь. Ты взбалмошная и капризная эгоистка. Ты думаешь только о себе.
— Прости меня…
— И ты прости за то, что я уже наверняка не найду времени тебя перевоспитать…
От этих слов мне снова стало страшно.
Я впилась глазами в кольцо с изумрудом. Оно было совсем рядом. В последних словах Гуннара я услышала такую неприкрытую угрозу, что другого выхода не видела.
Схватив свободной рукой руку Гуннара, которой он сжимал мое запястье, я прикоснулась к кольцу и потерла его. Гуннар мгновенно меня отпустил, потому что в этот самый момент дверь с треском распахнулась.
В хижину ввалилась гигантская белая медведица. Взревев, она ощерила клыки и набросилась на застигнутого врасплох Гуннара. Будто орех, она хотела раздавить его голову своими огромными челюстями, но я успела попросить медведицу не убивать его.
Гуннар с переломанными руками и ребрами без чувств рухнул на пол. Мне некогда было за ним ухаживать или ему сочувствовать. Вполне достаточно было того, что своей просьбой я спасла ему жизнь.
Сорвав кольцо с изумрудом с пальца Гуннара, я запрягла Лею в нарты, взяла с собой ее завернутого в свитер щенка, прикрикнула на собак, и они затрусили вслед за белой медведицей, возглавлявшей этот невероятный кортеж. Верный Арук витал в воздухе рядом со мной.
— Ты защитишь меня, Арук? — спросила я.
— Вы восхищаете меня, госпожа! — воскликнул призрак инуита. — Вы беспримерно отважны!
— Отвага не спасет меня от Ледяной Королевы! У меня нет ни атама, ни волшебной палочки, а после родов я совсем ослабну.
— Не волнуйтесь! — улыбнулся Арук. — Я с вами!
— Чем же ты сможешь мне помочь?
Оглянувшись, Арук нахмурился и стал разглядывать следы нарт.
— Чтобы спасти вашу дочь, нужно перемещаться незаметно. Я сделаю так, что вас никто не выследит.
Внезапно над нами сгустился туман, скрывший из виду не только наши следы, но и меня вместе с нартами и неутомимой белой медведицей.
Несколько дней мы двигались за ней под волшебным покрывалом тумана, останавливаясь только, чтобы подкрепиться и немного поспать. Я даже почти позабыла о том, что беременна, но Диана мне об этом напомнила.
* * *Замолчав, Селена внезапно схватилась за сердце. Она не спускала глаз с дочери. По мере того, как она рассказывала Анаид свою историю, на душе у Селены становилось все тревожнее и тревожнее. Потом у нее сжалось сердце. Это говорило о том, что угроза совсем рядом и постепенно окружает их с Анаид со всех сторон.
— Надо что-то делать! Ты ведь тоже это чувствуешь, да?
Задрожав, Анаид кивнула. Как и мать, она чувствовала, что над ними нависла какая-то неведомая опасность.
Осторожно открыв сумку, Селена достала из нее маленькую коробочку и протянула дочери.
— Я хотела сделать тебе этот подарок в конце своего рассказа, но, боюсь, медлить больше нельзя.
Не веря своим глазам, Анаид достала из коробочки кольцо с изумрудом.
— То самое, волшебное?! — воскликнула она.
Настороженно покосившись на дверь, Селена вздохнула и сказала:
— Ты должна попросить защиты у духов. Сейчас только они могут нам помочь.
— А почему ты сама их не попросишь?
— Кольцо твое. Теперь только ты можешь им пользоваться.
— А ты?
— Я — нет, и скоро ты поймешь, почему.
— И что же я должна делать?
— Когда ты наденешь кольцо, появится дух, готовый тебе служить. Возможно, он решит, что ты одиора, но не надо его переубеждать. Держи себя высокомерно и требуй защиты.
— От кого?
— Хватит болтать! Надевай кольцо!
Анаид повиновалась.
Стоило ей надеть кольцо на палец, как перед ней возник гордого вида альморавид[74] с благородными чертами лица. Селена его явно не видела, и Анаид заговорила с ним сама.
— Молодец, — сказала она. — Благодарю, что явился без промедления.
Удивленно оглядевшись по сторонам, бербер ответил:
— Приветствую вас, госпожа! А какой нынче на дворе век?
— Двадцать первый.
— О! Выходит, мои отважные воины прозябали в праздности тысячу лет!
— Мне нужна твоя помощь.
— Я к вашим услугам! Прикажете завоевать какое-нибудь королевство?