И тогда можно успокоиться, налить бокал вина, и никто не будет знать, почему по её лицу катятся слёзы. Потому что на следующий день идеальный, абсолютно безупречный цвет лица не выдаст ничего. Догадается только Питер, который знает её лучше других.
Изобел взяла телефон и нажала на кнопки, которые окольными путями направят её к соответствующему устройству Такаши. Она не ждала, что сможет связаться с ним, но должна была попытаться. Ей нужны ответы, любые новости. Хоть слабенькая надежда, что они ещё не в полной заднице.
Она оставила ещё одно сообщение, пытаясь избавиться от тревоги, что сжимала ей плечи под бледным шёлком костюма. Если агент не отмечается, должна быть очень веская причина, и Изобел научилась жить с тишиной и вопросами без ответов до должного момента.
Конечно, есть вероятность, что Саммер Хоторн уже нет в живых. Така мог быть очень нежен, жертва наверняка даже не поняла, что происходит. Способность безболезненно убивать и опыт работы в Южной Калифорнии – ещё два фактора, определившие его в качестве идеальной кандидатуры для этого дела. И тот факт, что Сиросама и его секта, стремящаяся устроить конец света, планируют нанести удар по самому дому Таки, лишь поднимает ставки.
Может быть, слишком поднимает. Изобел могла бы послать кого-то другого – кого-то без личного отношения к тому Армагеддону, что апокалиптический лидер секты планировал обрушить на Токио и все крупные города мира.
Но Изобел руководствовалась инстинктами, и инстинкты говорили ей, что Такаши О’Брайен просто создан для этого задания, и чем скорее она перестанет сомневаться в своём решении, тем лучше.
Пока Така не позвонил с докладом о смерти Саммер Хоторн, остаётся лишь сидеть в офисе и курить, рассматривая в туманном свете улицы Лондона и – проклятье! – жалея, что не занялась чем-нибудь другим. Не стала, например, туристическим агентом или бухгалтером. Не занялась тем ремеслом, что давало бы ей спать по ночам.
Навороченный телефон завибрировал в руке Изобел, и она вздрогнула от неожиданности, гася ещё одну сигарету. Кто-то оставил сообщение – закодированное текстовое сообщение – и по использованному каналу она поняла, что это мог быть только Така. Всё, что ей нужно сделать, – установить устройство на базу и прочитать новости. И тогда можно двигаться дальше.
Долгое время Изобел не шевелилась. Она никогда не была человеком, избегающим горькой правды, и не собиралась становиться такой, но сейчас ей нужно сделать глубокий вдох, прежде чем узнать, что ещё одна человеческая жизнь принесена в жертву во благо мира.
И ещё ей нужна очередная сигарета. И чашка кофе. Прежде чем очередная часть её души будет выжжена дотла.
Глава 7
На руках Такаши была кровь. Саммер не отрываясь смотрела на его изящные и тонкие, но сильные запястья. Он мчался по оживлённым улицам ночного Лос-Анджелеса, а её глаза были прикованы к засохшей крови на тыльной стороне его ладони, к длинным пальцам, державшим руль слишком небрежно для такой умопомрачительной скорости.
Саммер хотелось ругаться, кричать, ударить что-нибудь. Ударить можно было только О’Брайена, но в итоге они наверняка бы врезались в другую машину. Пусть в таком танке им ничего не страшно, разве что «хаммер», Саммер не хотела рисковать. Слишком много людей уже погибло… И Мика в их числе. Милый, добрый Мика, который никому не доставлял хлопот, только жаловался на личную жизнь, и цену на газ, и погоду. Мика, который больше никогда не будет беспокоиться об этом. И всё потому, что хотел ей помочь.
Саммер замёрзла, мышцы задеревенели так, что она даже дрожать не могла. Она не хотела привлекать внимание Такаши без крайней необходимости, особенно учитывая, что он и так уже на неё зол. Саммер мечтала исчезнуть, кануть в небытие. Если не двигаться, не дышать, не говорить, то она просто испарится – и не будет больше крови, боли… – Перестаньте! Саммер со свистом выдохнула; напряжённые мышцы немного расслабились. В машине работала печка, и от горячего воздуха ногам было невыносимо больно. Должно быть, кипяток попал не только на преследователей, но и на неё.
Саммер посмотрела на руки, которые были в грязи, а потом повернулась к спасителю:
– Вы о чём?
– Дышите глубоко и спокойно, думайте об океане. Ещё не хватало, чтобы вы прямо сейчас впали в истерику
– Я не собираюсь никуда впадать, – бесстрастно заметила она. – Просто пытаюсь решить, что делать дальше.
– И что придумали?
– Ничего.
Така кивнул:
– Ну и отлично, поскольку всё равно вряд ли бы сказали что-то дельное.
– Вы расскажете, куда меня везёте?
– Может быть. Сначала мне нужно самому это понять.
– Замечательно, – заметила Саммер без особого энтузиазма. – Мой рыцарь в сияющих доспехах даже не знает, куда мы направляемся.
– Не совсем так.
– Вы знаете, куда мы едем?
– Я не ваш рыцарь в сияющих доспехах. – Глубокий голос Таки не выражал никаких чувств. – Думая так, вы сильно ошибаетесь.
Ливень сменился моросящим дождиком, и машин на дороге стало меньше. Парадокс – Саммер перестало тошнить, и она снова страшно захотела есть. Просто-таки начала умирать от голода. Они проносились мимо забегаловок с фаст-фудом, и Саммер, которая верила в пользу цельных злаков и вегетарианства, неудержимо потянуло в «МакДональдс».
Так они и ехали молча, пока Такаши не повернул направо. Тогда мысли о еде напрочь вылетели у неё из головы.
Он снова свернул за угол, и теперь она уже не сомневалась в их пункте назначения.
– Пустая трата времени – везти меня в дом матери, – заявила Саммер. – Вазы там нет.
– Где она?
Вот зачем её чёрт дёрнул сказать, что ваза в музее – подделка? Если бы она не проболталась, то он, вероятно, оставил бы её в покое. Но, с другой стороны, тогда Така не пошёл бы за ней и не спас из ловушки в переулке, и только Господь знает, где в таком случае она была бы сейчас. На дне пропасти вместе с бедным Микой?
Нельзя думать об этом! Слишком больно.
– Что такого особенного в этой вазе? Конечно, она красивая и очень старая, но не стоит того, чтобы из-за неё убивали.
– Это ваша точка зрения. Очевидно, довольно многие с вами не согласны.
– Тогда, может, мне следует просто передать им вазу и закончить этот кошмар?
Выражение лица Такаши не изменилось.
– Я не могу вам позволить это сделать.
– Почему? Она моя. Её оставила мне няня.
– Я верю, что Хана Хаяси оставила вам вазу на хранение, но не как подарок. Урна принадлежит Японии, а не некой калифорнийской гайдзинке[1], которая не понимает её ценности.
– Вы и сами наполовину гайдзин, так что задирать нос не обязательно, – язвительно заметила Саммер. – Урна сделана в семнадцатом веке, период Эдо – примерно между тысяча шестьсот двадцатым и шестидесятым годами. На рынке она должна стоить около ста пятидесяти – трехсот тысяч долларов… Наверное, скорее даже триста из-за необычной льдисто-синей глазури. Люди не убивают меньше, чем из-за полмиллиона.
– Вы так наивны? В некоторых уголках мира убьют и за горсть монет. Вы жили замкнуто, в безопасности, но остальной мир не так хорошо защищён. – В его холодном и глубоком голосе не было эмоций, даже намёка на неодобрение. Простая констатация факта.
Не справившись с собой, Саммер вздрогнула. Она сделала всё, чтобы забыть жизнь до Ханы, но воспоминания то и дело всплывали на поверхность. Сейчас их вызвали слова этого надменного, волнующе-прекрасного мужчины.
– Не так безопасно и защищённо, как вы могли бы подумать, – наконец сказала Саммер, глядя, как капли дождя стекают по тонированным стёклам машины. Они по-прежнему ехали к дому её матери, и Саммер не знала, как остановить его. Но она должна была!