Нет, дело было не в том безумном переплёте, в который она попала… а в хмуром, тревожащем и мрачно красивом мужчине. В животе у неё порхали бабочки каждый раз, когда Такаши приближался. И такая реакция на мужчину была у неё впервые в жизни. Этот отклик тела беспокоил Саммер даже больше, чем то, что её жизнь уже никогда не станет прежней.
И она сомневалась, что сможет выдержать этот водоворот эмоций и чувств ещё неделю.
– Зачем вы это делаете? – наконец спросила Саммер. – Почему поставили перед собой задачу спасти мне жизнь?
– Я и не ставил. Вы – моё задание.
Саммер будто получила пощёчину, но быстро оправилась от удара.
– Задание от кого?
Така помедлил, в первый раз за всё время проявив нерешительность.
– От Комитета.
– Какого комитета?
– Просто Комитета. Это всё, что вам нужно знать… и даже больше.
– Тогда зачем вы сказали мне?
Он промолчал.
Что ж, есть Саммер хотелось даже больше, чем вытянуть из него ответы на свои вопросы. Она пошла прямо к холодильнику и открыла морозилку.
– Мороженое… – выдохнула Саммер, прислонившись к открытой дверке. – Я сейчас расплачусь.
– Вы плачете над мороженым, но не над убитым другом?
Казалось, Таке просто любопытно, так откуда же возникло желание оправдаться? Лишнее, совсем не к месту.
– Слезами горю не поможешь, – жёстко сказала Саммер.
– Верно.
– Мороженое же… творит чудеса! – Саммер потянулась к контейнеру, сняла крышку и пошла за ложкой. Найдя оную, она стала есть прямо из контейнера. Через секунду взглянула на Таку.
– Делиться не буду, – предупредила она, сидя за идеальным столиком в идеальной маленькой столовой.
– Я и не рассчитывал. – Он подошёл к холодильнику, достал пиво «Саппоро» и чёрную тарелку и сел напротив, словно идеальный муж в идеальном доме.
На тарелке были суши и палочки для еды. Она подняла бровь:
– А вы не боитесь есть сырую рыбу? Неизвестно же, сколько она здесь пролежала.
– Меньше шести часов, – ответил он. – Вы бы тоже могли попробовать, но она плохо усваивается с мороженым.
Саммер не собиралась говорить ему, что очень хочет отведать хорошего сашими[3] и даже готова пожертвовать мороженым ради него. Лучше избегать того, что может сблизить её с Такой.
– Не думаю, что в холодильнике есть диетическая кола.
– Диетическая кола с мороженым?
Да, мистер, она тоже может быть загадкой.
– Да.
К её удивлению, Така встал, подошёл к холодильнику и вернулся с какой-то жестяной банкой цвета фуксии.
– Диетической колы нет, но это похоже на неё.
Саммер выронила ложку. «Таб»[4] было почти невозможно найти в южной Калифорнии – она знала лишь одно место, где можно было его купить, и потому привыкла к диетической «Коке». В редких случаях могла даже вынести диетическую «Пепси».
Никто не мог случайно достать «Таб». Тот, кто укомплектовывал дом, точно знал, что нравится Саммер, даже такие мелочи, как её любимое мороженое или предпочитаемые безалкогольные напитки. Она не сомневалась, что шкаф будет заполнен одеждой её размера, белого, серого и чёрного цветов, возможно даже, из её любимых магазинов. Кажется, они знают о ней всё, в том время как она сама не представляет даже, кто эти «они» есть. Мужчина, сидящий рядом, спокойно поедал нигири[5], его сдержанное привлекательное лицо ничего не выражало. Может, стоит поблагодарить его за еду и одежду, которую она точно найдёт в шкафах. Он наверняка передаст её благодарность этим загадочным «они».
Внезапно почувствовав себя плохо, Саммер отодвинулась от стола.
– Пойду спать, – сказала она, пристроив крышку к контейнеру с недоеденным мороженым.
– Разве вы больше не хотите есть?
Саммер не хотела спрашивать, что ещё здесь есть. Всё и так понятно: её любимый йогурт, вино, все те приятные и ранее неизвестные другим мелочи, привязанность к которым вырабатывалась у неё годами. Саммер не хотелось этого видеть. Они слишком много о ней знали.
– Я не голодна, – сказала она, лишь наполовину солгав. Но «Таб» нужно взять с собой – сейчас ей необходимы все удобства нормальной жизни, которые только можно получить.
– Так, вы говорите, любая спальня?
– Любая. Только не запирайте дверь.
– На дверях есть замки? Вот удивили! Хотите нанести неожиданный визит? – За этот вопрос надо было бы себя треснуть! И почему она снова и снова заводит разговор о сексе – последнем, о чём ей хотелось бы думать?
Така ответил долгим взглядом.
– Я стараюсь защищать вас, – сказал он. – А вы, в свою очередь, мне лишь мешаете. Не запирайте дверь на случай, если нужно будет срочно убираться отсюда.
У Саммер не осталось сил спорить. Она нашла комнату с подходящей одеждой – с вещами точно такими же, как в её гардеробе. Небо светлело, и Саммер, отгораживаясь от обманчиво заурядного пригорода, закрыла жалюзи, разделась до белья и улеглась в постель. Она не собиралась спать в стягивающей тело одежде. Также не было шансов заснуть голой. Вообще не факт, что она сможет заснуть, и дело было вовсе не в глотке холодной соды с кофеином.
Дверь она заперла, несмотря на предупреждение Такаши. Она знала, что он не войдёт в комнату, пока она спит: несмотря на тот странный поцелуй, Саммер понимала, что не заинтересовала его – он только хочет сохранить ей жизнь.
В доме не было слышно ни звука. Ни шум машин, ни даже пение птиц не нарушали тишину. Ещё один рассвет в этом незнакомом, ужасном мире, с которым Саммер пришлось столкнуться. Лучше уж закрыть глаза, чем встретить его.
– Ваше святейшество, этот ребёнок несчастен. – Мягкий голос брата Кенно прозвучал неуверенно.
Сиросама открыл глаза и часто заморгал. Давно пора было поменять линзы. Каждый раз, когда он вспоминал, что нужно это сделать, он надеялся, что глаза его уже изменили цвет. И когда он видел в зеркале свои настоящие, красные и воспалённые глаза, каждый раз для него это было потрясением.
Но он знал, знал, что процесс идёт. Зрение его становилось расплывчатым, ему было трудно сфокусировать взгляд – всё это было частью идущего и предопределённого изменения. К моменту его воцарения оно завершится, и останется он… Сиросама телом, разумом и духом.
– Разве не все дети несчастны? – ответил он. – Разве не все люди несчастны? Это карма. Её душа борется, и чем больше она сражается, тем несчастнее становится. Ты сделал что-нибудь для неё?
– Ваше святейшество, она отказывается. Она ударила брата Саммо и теперь отказывается носить белые одеяния и слушать вашу священную речь. Я говорил ей, что предложенный нами дар бесценен, но она упрямится. Может, с ней поработать брату Генриху?
Сиросама покачал головой, и его белые волосы рассыпались по плечам.
– Пока она не будет готова перейти на следующий уровень, не нужно. Сейчас просто держите её в тишине и спокойствии. Она всё ещё в комнате для новичков?
– Да, ваше святейшество. Она пыталась отключить громкоговорители, но не смогла до них добраться.
– Хорошо. Рано или поздно мои слова проникнут в её упрямый разум, пройдут сквозь завесу иллюзии, что правит человечеством. Когда она будет готова, то станет слушать.
Брат Кенно поклонился. Сиросама не мог разглядеть выражения его лица, но это было не важно. Верный Кенно был с ним последние пять лет, и его преданность не вызывала сомнений.
– И тогда вы благословите её?
– Тогда она присоединится к своей сестре на следующем уровне, и все мирские заботы закончатся. Они вознесутся до Армагеддона – а это настоящий дар.
– Настоящий дар, – торжественно повторил брат Кенно. Он попятился из комнаты, а Сиросама остался раздумывать о будущем… кровавом, славном, неотвратимом будущем.
И о том, нужно ли будет Джилли Ловиц пройти обучение у него самого, прежде чем она примет предопределённую ей судьбу.
Джилли не совсем ребёнок, но всё же молода. Она не будет бороться, только не после того, как брат Саммо удостоверится, что она выпила правильное сочетание лекарственных средств, необходимых для истинного просветления.