Владимир Сорокин
Ледяная трилогия
Из чьего чрева выходит лед,
и иней небесный, —
кто рождает его?
Итак, отложим, братие, дела темные и станем делать дела света.
Лед
Часть первая
Брат Урал
Здание нового склада «Мособлтелефонтреста».
Темно-синий внедорожник «Линкольн-навигатор». Въехал внутрь здания. Остановился. Фары высветили: бетонный пол, кирпичные стены, ящики с трансформаторами, катушки с подземным кабелем, дизель-компрессор, мешки с цементом, бочку с битумом, сломанные носилки, три пакета из-под молока, лом, окурки, дохлую крысу, две кучи засохшего кала.
Горбовец налег на ворота. Потянул. Стальные створы сошлись. Лязгнули. Он запер их на задвижку. Сплюнул. Пошел к машине.
Уранов и Рутман вылезли из кабины. Открыли дверь багажника. На полу внедорожника лежали двое мужчин в наручниках. С залепленными ртами.
Подошел Горбовец.
— Здесь где-то свет врубается. — Уранов достал моток веревки.
— Разве так не видно? — Рутман стянула перчатки.
— Не очень. — Уранов сощурился.
— Милой, главное дело, шоб слышно было! — Горбовец улыбнулся.
— Акустика здесь хорошая. — Уранов устало потер лицо. — Давайте.
Они вытащили пленников из машины. Подвели к двум стальным колоннам. Основательно привязали веревками. Встали вокруг. Молча уставились на привязанных.
Свет фар освещал людей. Все пятеро были блондинами с голубыми глазами.
Уранов: 30 лет, высокий, узкоплечий, лицо худощавое, умное, бежевый плащ.
Рутман: 21 год, среднего роста, худая, плоскогрудая, гибкая, лицо бледное, непримечательное, темно-синяя куртка, черные кожаные штаны.
Горбовец: 54 года, бородатый, невысокий, коренастый, жилистые крестьянские руки, грудь колесом, грубое лицо, темно-желтая дубленка.
Привязанные:
1-й — лет под пятьдесят, полный, холеный, румяный, в дорогом костюме;
2-й — молодой, тщедушный, горбоносый, прыщавый, в черных джинсах и кожаной куртке.
Рты их были залеплены полупрозрачной клейкой лентой.
— Давайте с этого. — Уранов кивнул на полного.
Рутман достала из машины продолговатый металлический кофр. Поставила на бетонный пол перед Урановым. Расстегнула металлические замки. Кофр оказался мини-холодильником.
В нем лежали валетом два ледяных молота: цилиндрической формы ледяные головки, длинные неровные деревянные рукояти, притянутые к головкам ремешками из сыромятной кожи. Иней покрывал рукояти.
Уранов надел перчатки. Взял молот. Шагнул к привязанному. Горбовец расстегнул на груди толстяка пиджак. Снял с него галстук. Рванул рубашку. Посыпались пуговицы. Обнажилась пухлая белая грудь с маленькими сосками и золотым крестиком на цепочке. Заскорузлые пальцы Горбовца схватили крестик, сдернули. Толстяк замычал. Стал делать знаки глазами. Заворочал головой.
— Отзовись! — громко произнес Уранов.
Размахнулся и ударил молотом ему в середину груди.
Толстяк замычал сильнее.
Трое замерли и прислушались.
— Отзовись! — после паузы произнес снова Уранов. И опять хлестко ударил. Толстяк нутряно зарычал. Трое замерли. Вслушивались.
— Отзовись! — Уранов ударил сильнее.
Мужчина рычал и мычал. Тело тряслось. На груди проступили три круглых кровоподтека.
— Дай-кось я уебу. — Горбовец забрал молот. Поплевал на руки. Размахнулся.
— Отзовися! — Молот с сочно-глухим звуком обрушился на грудь. Посыпалась ледяная крошка.
И снова трое замерли. Прислушались. Толстяк мычал и дергался. Лицо его побледнело. Грудь вспотела и побагровела.
— Орса? Орус?
Рутман неуверенно тронула свои губы.
— Это утроба икает. — Горбовец качнул головой.
— Низ, низ. — Уранов согласно кивнул. — Пустой.
— Отзовися! — проревел Горбовец и ударил. Тело мужчины дернулось. Бессильно повисло на веревках.
Они придвинулись совсем близко. Повернули уши к багровой груди. Внимательно послушали.
— Утробой рычет… — Горбовец сокрушенно выдохнул. Размахнулся.
— Отзо-вися!
— Отзо-вися!
— Отзо-вися!
— Отзо-вися!
Бил. Бил. Бил. От молота полетели куски льда. Треснули кости. Из носа толстяка закапала кровь.
— Пустой. — Уранов выпрямился.
— Пустой… — Рутман закусила губу.