Ботвин сел за руль. Завел мотор.
— Погоди. — Нейландс шагнул к березе. Расстегнул брюки. Расставил ноги. Николаева слабо застонала.
— Очнулась. Диар! — улыбнулся Нейландс.
Струя мочи ударила в березовый ствол.
Вор
Николаева проснулась от прикосновения.
Кто-то голый и теплый прижимался к ней.
Она открыла глаза: белый потолок, матовый плафон, край окна за полупрозрачной белой занавеской, курчавые светлые волосы. Запах. «After shave lotion». Мужское ухо с приросшей к щеке мочкой. Мужская щека. Хорошо выбритая.
Николаева зашевелилась. Скосила глаза вниз: край простыни. Под простыней ее голое тело. Громадный синяк на груди. Ее ноги. Смуглое мускулистое мужское тело. Прижимается. Обвивает ее руками. Поворачивает ее на бок. С силой прижимается своей грудью к ее груди.
— Послушайте… — хрипло произнесла она. — Я не люблю, когда так делают…
И вдруг оцепенела. Тело ее содрогнулось. Глаза полуприкрылись. Закатились по веки. Мужчина тоже замер. Вздрогнул, дернул головой. И оцепенел, прижавшись.
Прошло 37 минут.
Рот мужчины открылся. Из него раздался слабый хриплый стон. Мужчина пошевелился. Разжал руки. Повернулся. Скатился с кровати на пол. Бессильно вытянулся. Всхлипнул. Тяжело задышал.
Николаева вздрогнула. Засучила ногами. Села. Вскрикнула. Прижала руки к груди. Открыла глаза. Лицо ее было пунцовым. Из открытого рта вытекла слюна. Николаева всхлипнула и заплакала. Плечи ее вздрагивали. Ноги ерзали на простыне.
Мужчина со стоном выдохнул. Сел. Посмотрел на Николаеву.
Она плакала, бессильно вздрагивая.
— Хочешь соку? — тихо спросил мужчина.
Она не ответила. Испуганно взглянула на него.
Мужчина встал: 34 года, стройный мускулистый блондин, лицо тонкое, красивое, чувственное, большие голубые глаза.
Он обошел кровать. Взял с тумбочки бутылку минеральной воды. Открыл. Стал наливать в стакан.
Николаева смотрела на него: смугловатое тело, золотистые волосы на ногах и груди.
Мужчина поймал ее взгляд. Улыбнулся:
— Здравствуй, Диар.
Она молчала. Он отпил из стакана. Она разлепила пунцовые, налившиеся кровью губы:
— Пить…
Он сел к ней на кровать. Обнял. Приставил стакан к ее губам. Она стала жадно пить. Зубы стучали о стекло.
Выпила все. Со стоном выдохнула:
— Еще.
Он встал. Наполнил стакан до краев. Поднес ей. Она залпом осушила стакан.
— Диар… — Он провел рукой по ее волосам.
— Я … Аля, — произнесла она. Вытерла слезы простыней.
— Ты Аля для обычных людей. А для проснувшихся ты Диар.
— Диар?
— Диар, — тепло смотрел он.
Она вдруг закашляла. Схватилась за грудь.
— Осторожней. — Он держал ее за потные плечи.
— Ой… больно… — застонала она.
Мужчина вынул из тумбочки полотенце. Положил ей на плечи. Стал осторожно вытирать ее. Она посмотрела на свой кровоподтек, захныкала:
— Ой… ну… зачем же так….
— Это пройдет. Просто синяк. Но кость цела.
— Господи… а это… что ты делал-то такое… господи… ну на хуя же так? А? На хуя же так вот делать? — Она затрясла головой. Поджала колени к подбородку.
Он обнял ее за плечи:
— Я Вор.
— Чего? — непонимающе смотрела она. — В законе?
— Ты не поняла, Диар. Я не вор, а Вор.
— Обычный?
— Нет, — засмеялся он. — Вэ, о, эр — три буквы. Это мое имя. Воровством я никогда не занимался.
— Да? — Она рассеянно осмотрелась. — Это что? Гостиница?
— Не совсем. — Он прижался к ее спине. — Что-то вроде санатория.
— Для кого?
— Для братьев. И сестер.
— Для каких?
— Для таких, как ты.
— Как я? — Она вытерла губы о колени. — Значит, я — сестра?
— Сестра.
— Чья?
— Моя.
— Твоя? — Губы ее задрожали, искривились.
— Моя. И не только моя. У тебя теперь много братьев.
— Бра… тьев? — всхлипнула она. Схватила его руку. И вдруг закричала в голос — надрывно и протяжно. Крик перешел в рыдание.
Он обнял ее, прижал к себе. Николаева рыдала, уткнувшись в его мускулистую грудь. Он стал укачивать ее, как ребенка:
— Все хорошо.
— Зачем… еще… зачем… оооо! — рыдала она.
— Все, все теперь у тебя будет хорошо.
— Оооо!!! Как это… ой, что ж ты наделал-то… господи…
Постепенно она успокоилась.
— Тебе надо отдохнуть, — сказал он. — Сколько тебе лет?
— Двадцать два… — всхлипнула она.
— Все эти годы ты спала. А теперь проснулась. Это очень сильное потрясение. Оно не только радует. Но и пугает. Тебе нужно время, чтобы привыкнуть к нему.