— Он все прекрасно понимает. Спасибо. — Мэр прижалась своей щекой к щеке врача.
— Будь счастлив, Урал, — громко произнесла медсестра.
Лапин резко обернулся к ней. Вперился в нее: красивая, стройная, теплый взгляд. Большие очки. Большие губы.
Мэр кивнула им. Вышла в стеклянный тамбур. И на улицу. Там было пасмурно. И промозгло. Мокрые голые деревья. Остатки снега. Серая трава.
Лапин вышел следом. Осторожно ступал.
Мэр подошла к большому синему «Мерседесу». Открыла заднюю дверь. Повернулась к Лапину:
— Прошу, Урал.
Лапин забрался внутрь. Сел на упругое сиденье. Синяя кожа. Тихая музыка. Приятный запах сандала. Белобрысый затылок водителя.
Мэр села впереди.
— Познакомься, Фроп. Это Урал.
Водитель обернулся: 52 года, круглое простецкое лицо, маленькие мутно-голубые глаза, пухлые руки, синий, в тон машины, костюм.
— Фроп, — улыбнулся он Лапину.
— Юра… то есть… Урал, — криво усмехнулся Лапин. И вдруг засмеялся.
Водитель отвернулся. Взялся за руль. Машина плавно тронулась. Выехали на Лужнецкую набережную.
Лапин продолжал смеяться. Трогал рукой грудь.
— Ты где живешь? — произнесла Мэр.
— В Медведково, — с трудом облизал губы Лапин.
— В Медведково? Мы отвезем тебя домой. Какая улица?
— Возле метро… там. Я покажу… У метро. Выйду.
— Хорошо. Но прежде заедем в одно место. Там ты познакомишься с тремя братьями. Это люди твоего возраста. Они просто скажут тебе несколько слов. И вообще помогут. Тебе сейчас нужна помощь.
— А… это где?
— В центре. На Цветном бульваре. Это займет максимум полчаса. Потом мы отвезем тебя домой.
Лапин посмотрел в окно.
— Главное для тебя сейчас — постарайся не удивляться ничему, — заговорила Мэр. — Не пугайся. Мы не тоталитарная секта. Мы просто свободные люди.
— Свободные? — пробормотал Лапин.
— Свободные.
— Почему?
— Потому что мы проснулись. А тот, кто проснулся, — свободен.
Лапин смотрел на ее ухо.
— Мне было больно.
— Вчера?
— Да.
— Это естественно.
— Почему?
Мэр обернулась к нему:
— Потому что ты родился заново. А роды — это всегда боль. И для роженицы, и для новорожденного. Когда твоя мать выдавила тебя из влагалища, окровавленного, посиневшего, тебе разве не было больно? Что ты тогда сделал? Заплакал.
Лапин смотрел в ее голубые глаза, сдавленные слегка припухлыми веками. По краям зрачки окружала еле различимая желтовато-зеленая пелена.
— Значит, я вчера родился заново?
— Да. Мы говорим — проснулся.
Лапин посмотрел на ее аккуратно подстриженные русые волосы. Концы их мелко подрагивали. В такт движению.
— Я проснулся?
— Да.
— А… кто спит?
— Девяносто девять процентов людей.
— Почему?
— Это трудно объяснить в двух словах.
— А кто… не спит?
— Ты, я, Фроп, Харо. Братья, которые будили тебя вчера.
Выехали на Садовое кольцо. Впереди была большая пробка.
— Ну вот, — вздохнул водитель. — Скоро по центру — только пешком…
Рядом с «Мерседесом» двигалась грязная «девятка». Толстый парень за рулем. Ел чизбургер. Бумажная упаковка задевала его приплюснутый нос.
— А тот, который… там остался? — спросил Лапин.
— Где?
— Ну… вчера… он что? Проснулся тоже?
— Нет. Он умер.
— Почему?
— Потому что он пустой. Как орех.
— Он что… не человек?
— Человек. Но пустой. Спящий.
— А я — не пустой?
— Ты не пустой. — Мэр достала из сумочки пачку жвачки. Распечатала. Взяла сама. Протянула водителю. Тот отрицательно мотнул головой. Протянула Лапину.
Он взял автоматически. Распечатал. Посмотрел на розовую пластинку. Потрогал ею нижнюю губу.
— Я… это…
— Что, Урал?
— Я… пойду.
— Как хочешь. — Мэр кивнула водителю.
«Мерседес» притормозил. Лапин нервно зевнул. Нащупал гладко-прохладную ручку замка. Потянул. С трудом открыл дверь. Вышел. Пошел между машин.
Водитель и Мэр проводили его долгими взглядами.
— Почему все бегут? — спросил водитель. — Я тоже сбежал.
— Нормальная реакция, — снова зажевала Мэр. — Я думала, он раньше попытается.
— Терпеливый… Куда теперь?
— К Жаро.
— В офис?
— Да. — Она покосилась на заднее сиденье.
Согнутая розово-матовая пластинка осталась лежать.
На синей гладкой коже.
Швейцарский сыр