Всю дорогу Федор, Семен и Ефим гадали, на какой корабль попадут. И уж никак не могли предполагать, что вместо судовых кубриков определят их на несколько месяцев в тесные бараки школы первичной подготовки матросов. Казармы находились вдали от моря и военных кораблей. В них поддерживался корабельный порядок, в ходу была только морская терминология. Шагистикой, то есть строевой подготовкой, с новичками занимались старшины-сверхсрочники, исправные служаки. С первых же дней матросов не покидало ощущение никчемности их занятий и чувство безысходности от рукоприкладства и хамского к себе отношения со стороны «воспитателей». Жаловаться на них было некому. Офицеры к матросам-первогодкам почти не заглядывали. Боцмана барака, в который попал Федор Ильин, все дружно ненавидели. Это был высокий и сильный моряк с красным лицом и очень свирепым нравом. Он требовал, чтобы любое его приказание выполнялось только бегом. Стоило какому-нибудь матросу замешкаться, как увесистый кулак обрушивался на виновного.
— Почему море соленое? — спросил боцман новичков в день знакомства. Помолчав, сам ответил: — От пота и слез матросских. Ясно? Не отдыхать сюда приехали, а служить царю и отечеству!
Все месяцы учения боцман вовсю старался выгнать, как говорят, сто потов из молодых матросов. Особенно доставалось от него смирным ребятам. На них подзатыльники и тумаки сыпались, как горох из мешка.
Когда начали распределять матросов на корабли военной флотилии, Федор и Семен попали на миноносец «Смелый», а Ефим — на ледокол «Таймыр», флагманский корабль гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана, база которой находилась во Владивостоке. Друзья искренне сочувствовали Ефиму, сожалея, что он не попал вместе с ними. Но сам Ефим не унывал. Он купил в городе несколько книг об исследователях Арктики, по ночам зачитывался увлекательными рассказами о полярниках.
Ефим Студенов раньше Ильина и Катасонова покинул ненавистную казарму. Боцман разрешил Федору и Семену проводить земляка. В бухте они увидели ледоколы «Таймыр» и «Вайгач», которые пришвартовывались у левой стороны причала. Корабли произвели на тамбовцев сильное впечатление.
— Ефим наш, видно, в рубашке родился, — пошутил Федор. — На таких кораблях служить одно удовольствие.
И в самом деле «Таймыр» и «Вайгач» были по тому времени первоклассными судами. Каждое имело около 1200 тонн водоизмещения и машину мощностью в 1220 лошадиных сил. Особенно толстая броня на носу и корме ледоколов позволяла им ломать лед при переднем и заднем ходе. Они имели двойное дно, массу поперечных и продольных водонепроницаемых переборок, через каждые 50 сантиметров были установлены шпангоуты, поперечные крепления кораблей.
Но, разумеется, обо всем этом Ефим и его друзья узнали позднее, а пока они с любопытством поглядывали на веселого матроса, который, лихо насвистывая, драил метровые бронзовые буквы. Из букв складывалось имя корабля — «Таймыр».
— Добровольцы-полярники? — поинтересовался матрос, поудобнее усаживаясь в зыбкой люльке. — Топайте быстрее к лейтенанту Жохову. Он нынче новичков принимает.
Увидев, что на трап ступил только Ефим, а остальные не двигались с места, матрос пошутил:
— В разведку послали?
— Нет, мы на миноносце «Смелый» служим...
Через полчаса Ефим вернулся уже без вещей.
— Ну, земляки, я определился. Оставлен пока при кают-компании. Как узнал лейтенант, что я в фотографии смыслю, так и записал меня сюда. Да, этот самый Жохов вежливый офицер.
— Я же говорил, что Ефим в рубашке родился! — рассмеялся Федор. — Гляди, через год станет наш Студенов боцманом. Ну, прощай, земляк, скоро проведаем тебя. Да и ты нас не забывай!
Однако в жизни все иначе получилось. Служба у Федора и Семена на «Смелом» оказалась не из легких, так как оба они стали матросами кочегарного отделения. И тут земляки еще раз недобрым словом помянули матросскую школу, после которой пришлось им заново учиться на кочегаров. Конечно, об увольнении на берег нечего было и думать. Когда же, освоившись с делом, Федор и Семен получили возможность побывать в городе, «Таймыр» и «Вайгач» ушли на север. Только осенью они встретились с Ефимом и даже побывали на «Таймыре». Много интересного рассказал Студенов о плавании в северных морях. В 1913 году экспедиции удалось сделать столько важных открытий, что их хватило бы на десяток полярных походов.
УДАЧА КОЛУМБОВ XX ВЕКА
Э кспедиция 1913 года началась с того, что Морское министерство по непонятным причинам решило сменить командиров кораблей Давыдова и Ломана, опытных офицеров, знающих условия севера. Командовать «Таймыром» прибыл Б. А. Вилькицкий, «Вайгачом» — П. А. Новопашенный, которые в Северном Ледовитом океане ранее не плавали. Однако назначение Новопашенного офицеры «Вайгача» встретили с одобрением, поскольку считался тот знающим гидрографом-геодезистом, он окончил Морскую академию и несколько лет успешно работал в Пулковской обсерватории.
К новому командиру «Таймыра» отношение было иное, хотя и Борис Андреевич, которому в 1913 году шел двадцать восьмой год, успел окончить Морскую академию. Слишком одиозной фигурой был молодой капитан второго ранга. Сослуживцы считали его человеком малосерьезным и даже легкомысленным. Б. А. Вилькицкий продвигался по службе благодаря высокому положению недавно, умершего отца — генерала, талантливого ученого и начальника Главного гидрографического управления. Характерно, что Борис Андреевич, веривший в свою «счастливую звезду», давно рвался в экспедицию, но отец был против этого. Только после его смерти Вилькицкий-младший всеми правдами и неправдами добился своего.
Появление нового командира «Таймыра» неожиданно сыграло важную роль в судьбе двух друзей-офицеров — штурмана флагманского корабля Алексея Николаевича Жохова и гидрографа «Вайгача» Николая Александровича Транзе. Дело в том, что они в одно и то же время учились в Морском кадетском корпусе. Только Вилькицкий поступил туда годом раньше Жохова и Транзе. В первый же день Борис Андреевич напомнил Жохову об этом.
— Вы, лейтенант, если я не ошибаюсь, учились в четвертой роте? — спросил командир, пожимая руку штурмана.
— Совершенно верно, Борис Андреевич. Вы шли старшим курсом. Я хорошо вас помню...
— Главное, что я вас не забыл, — еще шире улыбнулся Вилькицкий. — Помнится, вы дружили с кадетом Транзе. Где он сейчас?
— Здесь, в экспедиции, плавает гидрографом на «Вайгаче»...
— Господа! — обратился Вилькицкий ко всем офицерам, которые были в эту минуту в кают-компании. — Командование кораблем я начинаю с доброй приметы, со встречи с однокашником по кадетскому корпусу. Лейтенант Жохов — добрый товарищ моей юности. Помню, что он щедро делился со мной и Транзе лакомствами, которые покупал на деньги, полученные за опубликованные в журналах и газетах стихи собственного сочинения...
И Вилькицкий не забыл о Жохове. Накануне рейса неожиданно для многих Алексей Николаевич был назначен старшим офицером «Таймыра». Неожиданно потому, что, хоть и слыл лейтенант у товарищей и начальства опытным штурманом-гидрографом, хорошим моряком, но в экспедицию попал далеко не по своей воле. Практически он был сослан во Владивосток. Дело было так.
В 1911 году Жохов получил назначение на линкор «Андрей Первозванный». Новое положение его устраивало, так как линкор редко выходил из порта Либавы (Лиепая), а лейтенант готовился к экзаменам. Корабли, на которых ранее служил Жохов, находились в постоянных походах, времени на учебу не оставалось.
Но радость молодого лейтенанта была преждевременной. На крупнейшем в то время русском военном корабле большинство офицеров пьянствовали, службой занимались спустя рукава, а на корабле мордобойствовали. Поскольку новый лейтенант не занимался рукоприкладством, уважительно относился к матросам, его взял на подозрение старший офицер Алеамбаров. И вскоре наступила развязка.