– Понравилась, – Диаспро несколько мгновений подбирала слова. – образцовая работа. Лучше нельзя себе даже представить.
– Творчество – путь бесконечного совершенствования. Ну, хорошо. Тогда это подарок, и слышать не желаю ни о каких деньгах! Если ты опять заговоришь об оплате – обижусь! Я художник, а не рыночный ремесленник!
Ну как можно иметь дело с подобными людьми?
– А над чем ты сейчас работаешь? – решив отвлечь его от этой темы, полюбопытствовала Диаспро. – Или это тайна?
– Решил вернуться - буквально вчера - к одному давнему замыслу, – охотно поддержал поворот разговора Санстар и, неопределенно крутанувшись на месте, подошел к одной из накрытых полотнами скульптур. – просто беда с этими абстрактными образами и аллегориями, никогда не получается их конкретизировать, пока своими глазами не увижу подходящий типаж… но, знаешь, кажется, я нашел для нее просто идеальное личико, буквально на днях! Правда, пока еще даже не начал…
С гордым видом юноша жестом фокусника сдернул материю со статуи. Лица у нее пока действительно не было, только прямые волосы развевались на воображаемом ветру, словно шлейф, несуществующий ветер подхватил и ее одежды – что-то вроде широкого хитона – спереди обрисовав немного тонковатую хрупкую фигуру, а позади – превратившись в призрачные крылья. Обнаженные до локтей тонкие руки так же были раскинуты, подобно крыльям…
– Ты ведь слышала легенду о том, что на Солярии нет зимы, и не бывает плохой погоды потому, что именно там была побеждена старшая из Древних Ведьм. Очень красивая сказка… Я с самого детства мечтал когда-нибудь ее воплотить, но никак не мог увидеть этот образ целиком. Разве она не прекрасна? Эта царственная холодность, покой и созерцание, величие чистоты и гибельности! – золотистые глаза Санстара сияли, Диаспро даже показалось, что изваянная из чистейшего хрусталя скульптура древней ведьмы заискрилась в этом потоке восхищения.
Сама принцесса не видела в трех жутких призраках ровным счетом ничего прекрасного, но сказать этого сейчас не решилась. К тому же скульптура действительно завораживала, даже незаконченная, лишенная лица, она казалась живой… Диаспро невольно представила себе, как ледяной призрак скользит в небе над бескрайними снежными просторами, сея вниз пляшущие на ветру снежинки… сея забытье и гибельное умиротворение…
Зябко передернувшись, девушка обхватила себя ладонями за плечи.
Санстар привстал на цыпочки и трепетно коснулся кончиками пальцев незавершенной головы статуи. Кажется, он уже видел внутренним взором «ее» лицо…
В очередной раз напомнив себе, что влюбленность, особенно у мужчин – тяжелое психическое заболевание, при котором взывать к рассудку и, тем более, адекватной оценке «объекта» – дело заведомо бесполезное, принцесса сокрушенно покачала головой.
– Раз уж так, – неопределенно заметила она, опасаясь говорить напрямую, дабы не вызвать у художника-«бессребреника» (которому высокомерное отношение к «презренному металлу» не мешало почему-то останавливаться в пафосном номере одного из самых шикарных отелей города!) новую вспышку оскорбленных воплей. – то я тоже сделаю Вам подарок к Зимнему Солнцевороту, надеюсь, здесь возражений не будет?
Чувствовать за собой неоплаченный долг еще неизвестно сколько времени было бы… некомфортно. А обмен приблизительно равноценными подарками – вполне себе честная сделка. Ювелирная фея щелкнула пальцами, призывая один из экспонатов своей коллекции.
– Раз уж у Вас такая тяга к ледышкам…
Бриллиант был слишком крупным, чтобы подходить для какого-нибудь украшения – смотрелся бы он там не как бриллиант, а как какая-нибудь подвеска для люстры. И к тому же с изъяном – узор мелких трещинок в глубине ярко вспыхивал, поймав любой лучик света, что смотрелось красиво, но стоимость камня изрядно принижало – в общем, его давно бы следовало распилить на несколько камушков помельче и найти хоть какое-нибудь применение… да только все руки не доходили. Да и жалко было уничтожать такую красивую безделушку: дефектный алмаз напоминал звездочку, скованную льдом, словно какое-то насекомое – янтарем.
– На корону Вашей ледяной королеве.
– Не то, чтобы я в этом разбирался, но этот камешек стоит больше, чем все мои скульптуры… если не все герцогское имение Бео!
– А Вы сам сказали, что лепить ценники на подарки – неприлично и некрасиво! – парировала Ди. – Да и не стала бы я швыряться чем-нибудь действительно очень дорогим, маркиз, Вы же меня знаете.
Поколебавшись, Санстар бережно принял камень из ее руки. Бриллианты довольно долго оставались холодными, это даже было одним из способов отличать их от моментально нагревающихся в человеческой ладони стекляшек – но этот не нагревался вообще, сжимай его в кулаке хоть часами. Возможно, из-за своих размеров.
– Ваше Высочество, Вы просто ангел! – воскликнул Санстар, смирившись с внезапно рухнувшим на его блондинистую голову счастьем. Хотя львиная доля восхищения адресовалась не ей лично, а окаменевшей льдинке, Диаспро улыбнулась. «Ледяная звезда» почти ничего не стоила – ну, конечно, с учетом средней нормы алмаза подобных размеров «почти ничего» – а радости почему-то принесла словно, как минимум, половина всех джимелийских сокровищ! Сразу видно, Санни ничего в бриллиантах не смыслит…
В последний момент вспомнив, о едва не пропущенной деловой встрече, принцесса поспешно распрощалась. Если брату доложат о том, что она себе позволяет – в родное королевство проще будет вообще не возвращаться!
Выходя, Диаспро в последний раз обернулась и скользнула взглядом по расставленным в комнате скульптурам. Что же все-таки вдыхало жизнь во все изображения… кроме ее собственного? Уж в древней ведьме зимы уж точно не могло быть больше пресловутых «души» и «чувства» – но та все равно казалась… настоящей. Жутковатой, но настоящей, а не равнодушным изваянием.
Или это и был ответ Санстара на ее недавний отдающий истеричностью вопрос?
========== Интермедия 2 ==========
А что там впереди, угадай, поди.
Пляска снежная.
Только слез серебро, только вера в добро
Неизбежная.
А злодейка-Метель все стелила постель,
Предлагала вздремнуть.
Но кто вошел к ней в дом, кто забылся сном,
Тех уж не вернуть.
(Денис Полковников aka Дэн Назгул)
За плотно закрытыми ставнями пела метель, пела и кружилась в небе, метя ледяной порошей, словно длинным шелковым подолом. Когда снегопад закончится, мир погрузится в странную тишину, но пока сам снег с тихим шелестом танцевал под напевы ветра. Где-то в лесу этой странной музыке вторили голоса волков.
Яр называл зимний солнцеворот днем ее рождения, хотя и честно признавался, что не знает, когда на самом деле девочка родилась. И о том, что ее родители погибли когда-то в зимнем лесу, рассказал, и о сгоревшей деревне… Он был честным, ее спаситель и наставник, и с девочкой, и с жителями этой, другой деревни, в которую почти десять лет назад вошел, неся на руках свою маленькую воспитанницу, их нового дома. Но о себе самом говорил с неохотой. Настоящего имени своего девочка тогда не помнила, поэтому Яр стал называть ее Авророй. В честь первого рассвета в году, он так говорил.
А девочка ненавидела зиму. Всей душой ненавидела – не только потому, что это было ужасное время, уносящее множество жизней, но и из-за того, как зиму любил сам Яр. Его завораживало пение метели. Когда все жители деревни сидели дома, заперев все двери на засов, забив все щели ставней старым тряпьем, сухим мхом и соломой, и только подбрасывали хвороста в огонь, чтобы пламя не гасло до самого рассвета, Яр готов был всю ночь простоять на крыльце, бездумно глядя в снежную мглу и подставляя лицо пощечинам ледяного ветра и колкой ледяной крошки – Авроре подолгу не удавалось уговорить его вернуться в дом, порой девочка начинала плакать от отчаяния – и только это отчасти выдергивало мужчину из пугающего забытья.
Много было сказок о том, что зима забирает у людей, осмелившихся встретить ночь не у очага, а в заснеженном лесу, души – но обычно такие люди всего лишь умирали. Сгорали в бреду всего за день или два или, наоборот, продолжали замерзать, даже вернувшись в тепло, словно холод пустил в них корни и не желал отпускать – пока даже в самой жарко натопленной комнате не превращались в стылое изваяние, словно бы несколько дней уже мертвыми пролежали на морозе. Когда-то Яр и Аврора пережили ночь в зимнем лесу. Пережили, избежав и отсроченного ледяного проклятья и обычной болезни – но, кажется, какую-то неизвестную цену зиме мужчина все-таки заплатил. С содроганием сердца девочка слушала другие сказки – о тех, кто сумел выжить после ледяного проклятья. Никто в их деревушке не сталкивался с подобным лично, но истории шепотом передавались из уст в уста, особенно когда девочки-подростки и молодые девушки собирались длинными вечерами, чтобы веселее было рукодельничать в свете лучин и недорогих свечей из жира, и болтали обо всем на свете от понравившихся мальчишек и своих трениях с родителями до таинственных древних легенд. Говорили, что люди, пережившие встречу с зимой в ее царстве, теряют в себе все человеческое, не могут больше любить, никого не способны жалеть, ничему не умеют радоваться. И, рано или поздно, бегут от других людей обратно в зимний лес, где не то погибают, не то превращаются в огромных белых волков – свиту зимней хозяйки – чтобы служить ей целую вечность. Такие рассказы пугали Аврору больше всего, но раз за разом она убеждалась в призрачности своих страхов. Разве был в деревне хоть один человек добрее ее наставника? Когда-то чужаку совсем не обрадовались в деревне, но мужчина оказался талантливым лекарем, смелым охотником, да и просто прекрасным человеком, готовым в любой момент придти на помощь кому угодно – со временем местные жители полюбили его. Аврора просто не представляла человека, который мог бы не полюбить…