— Просто огромное количество домов, и все, — пробурчал он. — А я-то думал, что вы, индейцы, больше любите природу.
— Хочешь сказать, ты нас вычислил, так?
— А ты не возбухай. Я сказал, что думал.
Девушка бросила взгляд на водителя. Он видел все не так, как она, хотя с чего бы это им смотреть на мир одними глазами? Он был тяжело болен, и жить ему, скорее всего, осталось недолго. Может быть, уходящие ввысь коробки зданий вызывали у него ассоциации с тюремными стенами, а не с новым миром, который им лишь предстояло узнать. Она еще такая молоденькая, а он — мужчина средних лет, у которого очень мало шансов стать стариком. Она приехала спасать людей от смерти, а Люк понятия не имел, зачем он ее сюда привез. Естественно, что они все видели в разном свете.
— Прости меня, Люк, я не хотела тебя расстроить.
— Со мной все путем.
Она снова сосредоточилась на раскрывавшейся перед ними панораме. Ей захотелось рассказать Люку, почему она так ее привлекала.
— Этот город построил мой народ, — негромко сказала она.
— Нью-Йорк? — недоверчиво спросил Люк. — Индейцы?
Девушка улыбнулась.
— Люди всегда улыбаются при мысли о том, что Манхэттен был продан за бисер. Но эта сделка оказалась не такой уж плохой. Кто, по-твоему, построил все мосты и небоскребы? Могавки. Люди из моей резервации. Одним из них был мой отец. Теперь на этих работах занято еще больше людей, но раньше именно индейцы так ходили по балкам на головокружительной высоте, будто вышли прогуляться по парку. А жить нам в самом Манхэттене было совсем ни к чему.
Люси заметила, что ее слова произвели на Люка впечатление. Теперь он тоже всматривался в контуры города, мысленно следуя ее рассказу.
— Первыми монтажниками-высотниками стали здесь воины могавки. Вот там, на самой верхотуре, над Пятой авеню, глядя вниз на Центральный парк и Бродвей, мужчины из моей резервации говорили о судьбах мира и жизни индейского народа. Эти мужчины решили изменить порядок вещей. Я ничего против воинов не имею. Господь знает, что и в моей груди бьется сердце воина. Они обсуждали вопросы о том, что могло бы случиться со строителями-высотниками, если бы дома не вздымались ввысь. Вот такие вопросы задавали себе первые воины. Я не думаю, что кто-то из них на этой высоте козла забивал. Могу поспорить, что один из этих ребят как-то сказал: «Давайте, сначала подумаем о людях с красной кожей и о том, чтобы они не шли по тропе белых людей». Да, я уверена, что так он и сказал!
Какое-то время они сидели в молчании. Даже Люк, казалось, был потрясен грандиозной картиной восхода солнца над тонувшим в зимнем мареве огромным городом под белесым небом.
— Люси, можно я тебя кое о чем спрошу?
— Валяй.
— Что ты там везешь, в кузове грузовика?
Она чуть склонилась к нему и коснулась его руки.
— Хочешь знать, во что мы ввязались?
Люк покачал головой.
— Мне не важно, пять лет мне дадут или десять, просто потому, что жизни на столько лет мне не отпущено. Но мне хотелось бы знать, что именно не так в том, чем я сейчас занимаюсь.
Люси потянулась, чтобы размять затекшие в долгой дороге мышцы.
— Люк, ты увидишь кое-что, чего раньше тебе видеть не доводилось. Некоторые зрелища будут совсем не такими приятными, как то, что сейчас перед нами. Тебе надо быть к этому готовым. Некоторые вещи могут тебя сильно расстроить. Даже тебя, бывшего зэка. Так что давай мы с тобой договоримся, что, если тебе станет невмоготу, просто скажи мне об этом, хорошо? Тогда мы с тобой и потолкуем. А пока — крути баранку.
— Ладно, — согласился Люк, — буду крутить.
— Держи по указателям курс на Парамус в Нью-Джерси. Там и заночуем в мотеле.
Чем ближе они подъезжали к огромному городу и океану, тем более интенсивным становилось движение. Глухой гул городской суеты доходил до предместий, где мчались по улицам машины и громыхали грузовики. Когда они вошли в мотель, на них вылупился высокий клерк. Его форма тела походила на грушу, и он смотрел на них с неприязнью, наверное, потому, что они помешали ему поглощать омлет, который он сам сварганил себе на завтрак.
— Чем я могу вам помочь? — спросил он и закашлялся.
Люси сразу сообразила, что этот малый вовсе не собирался им ничем помогать. У него были отметины на лице, и он походил на многих других обычных людей, таких же людей, как те, кого она приехала сюда спасать, вызволять из безысходной печали, в которую их загнал самый страшный недуг всех времен.
— Да, — сказала она. — Нам нужно две комнаты. Одну для меня, другую для моего спутника.