Теперь можно было зайти внутрь и заняться уборкой. Сухо в комнатах, увы, всё равно не стало, но делу можно было помочь, вытерев пыль и протопив хорошенько печь. Чем Арюшка и занялась.
А колдун её, острый, холодный, изящный, со взглядом жгучим… злой, расхаживал по крохотной для них обоих комнатке и мешал ей снова, пусть на этот раз и не был в медвежьем облике.
— Да что же ты сердишься на меня? — не выдержала Арюшка. — Сам ведь успокаивал. И сам сказал, что не прав был!
На этом он остановился резко, пронзая её недобрым взглядом, от которого по спине у неё пробежал холодок.
— Не прав, что на мысль навёл тебя. Что в ночи одну оставил. Но ты вот скажи, зачем тебе знать то, чего не положено? Для чего пыталась погубить меня?
Аря плотно сжала губы, носом втянула воздух, будто это далось ей непросто, но вдохнула полной грудью, после чего напряжённо поднялась и выдохнула.
— Погубить? Спасти хотела!
— Глупая, — отрезал он холодно, одним лишь тоном своим, заставив её отступить. — Сказал же тебе, что нельзя мне шкуры лишаться, иначе уйти придётся к той, которая прокляла меня, и…
— Не говорил! — брызнули из глаз её слёзы и лорд осёкся. — Говорил, не проклят ты, а «вот если бы проклят был…». А я хотела… Я думала… От магии тебя спасти, — стала тереть она глаза, пытаясь унять слёзы и справиться с дрожью в голосе. — Испугалась, что совсем зверем станешь и уйдёшь. Или, что слуги Зимы тебя не оставят и погубят, как уже погубить пытались. Или, что ты меня бросишь здесь одну, решив отвести от дома моего беду. Хотя мне уже не страшно! Меня пугают уже не враги и дела твои. Мне просто хотелось… Хотелось, — всхлипнула Аря.
Он наблюдал за ней, молча и уже не так холодно, как мгновением ранее. Однако по взгляду его трудно было понять, о чём думает её… дорогой колдун.
Её колдун.
— Что? — спросил он шёпотом, подступив ближе и нерешительно, неловко погладив её по голове словно ребёнка.
— Чтобы ты остался, — призналась она и отпрянула, собираясь выбежать за дверь прямо в беснующуюся вьюгу.
Однако он схватил её за руку и притянул к себе, обнимая порывисто и неожиданно нежно.
— Прости меня. За всё. Я ни у кого не прошу прощения, поэтому… Если не простишь, то хотя бы поверь, что искренен я. Арюшка, — и замолк.
Она, притихнув, больше не плача, но тихо, беззвучно почти всхлипывая, почувствовав, как ослабли его объятия, пусть и нехотя, но отстранилась и вгляделась в его бесстрастное лицо.
— Что? — настал её черёд спрашивать шёпотом и ждать ответа, затаив дыхание.
Но ответа так и не последовало, и тогда Аря попросила:
— Расскажи мне, Аркан, что ты скрываешь?
И он, прикрыв веки, усмехнулся недобро. Затем повернулся к огню и устроился на стуле, сложив руки на его спинке, а острым подбородком упершись в них.
— Слышала о королевне, сотканной изо льда? Вечной невесте Холода?
Арюшка присела на пол, заглядывая в его глаза, в которых плясали блики от пламени, и кивнула, хотя Аркан на неё даже не смотрел.
— Так вот раньше она являлась человеком. Страсть у неё с детства была странная, слишком сильная и опасная. Больше всего на свете любила она зиму. Настолько, что однажды явился к дому её сам дух зимы. Она хотела стать то ли богиней, то ли самой сильной колдуньей, не знаю точно… Но попросила королевна его взять её в жёны и наделить силой. А взамен отдала своё сердце. Его забрал Холод с радостью, славные игрушки — человеческие сердца! Славные и редкие, мало кто согласится отдать… Сами люди порой любят ими играть, что уж там боги. Но острому куску льда в груди было тесно и больно, и не могла королевна о нём забыть, ведь всё ещё билась в нём её жизнь. Холод сжалился над ней, да вынул сердце из её груди…
— А причём здесь ты? — спросила Арюшка, чувствуя, как душу охватывает тревога.
— А меня прокляли… — прошептал он вдруг зловеще и холодно.
И пламя в печи пустилось в пляску.
Арюшка, тихо, коротко вскрикнув и зажав ладошками рот, отпрянула за спину своего колдуна, не сводя глаз с того, как красны становятся языки пламени. Как подрагивают они в печи, отрываясь от поленьев и на пару мгновений зависая в воздухе. Как плюётся огонь искрами, которые со свистом вылетают в трубу, как дрожит и то почти гаснет, то разгорается с новой силой.
А лорд продолжал, и глаза его переставали отражать что либо кроме тьмы, в которой с каждым его словом всё больше увязали мысли, а то и сама душа…
— Ты, верно не знаешь, но все эти земли, как и твой край, принадлежали моему роду. Я первым наследником был. Здесь, быть может, не говорят о таких вещах, не удивлюсь, если ты и имени короля не знала. Он скончался не так давно, а меня решили свергнуть. Произошёл переворот. Да только, что могли люди против мага?
— Не свергли? — спросила, затаив дыхание.
И Аркан рассмеялся. И смех его был колок и искрист, как сталь и треск угольев.
— Нет. Однако подкупили они ведьму одну. Подобралась она ко мне близко, не сразу понял я, что попался в колдовскую сеть. Проклятие оказалось сильным, не спало оно и после того, как ведьма изгнана была, а мятежники казнены. А кто будет верен зверю? Со временем слишком плотно я со шкурой медвежьей срастусь…
— Почему же ты ведьму отпустил?
— Потому что по своей воле ей сделать ничего не мог, ведь одна из личин моих отныне принадлежит ей, — пояснил он терпеливым голосом.
— А разве… А до проклятия разве не мог ты…
Аркан сразу понял, в чём будет заключаться вопрос, и опередил его ответом:
— Мог. Я и без того обращался в медведя. Потому и проклятие пало на меня так… Было с чем срастись. Ведьмы владеют опасным искусством — силу чужую в слабость превращать.
— Ага… — Арюшка, наконец, оторвала взгляд от пламени.
Огонь и сам уже успокоился, стал тише и слабее.
В комнате разлилось тепло и пелена сумерек, в которых лишь изредка теперь вспыхивали красные жаркие блики.
— Не о том хотел рассказать, — вздохнул вдруг Аркан и, поднявшись рывком, отошёл к окну. — Я украл у Королевны её сердце. Рассудил, что, так как в сердце том заключена жизнь, я заберу её себе и стану свободен от проклятия.