Арюшка старалась держаться, сердце ныло от чувства вины и тревоги теперь ещё и за Милаха.
И она повернула туда, где из ветвей словно сплёлся длинный коридор. Так странно это выглядело… Но внутри среди покатых стен почти не было снега, а конца коридора-туннеля нельзя было разглядеть.
Наклонившись и войдя внутрь, Арюшка поняла, что пёс её не решается ступить за ней.
Но может тем лучше? Останется ждать её там, пока она разведает обстановку.
Шаг, два, три.
А прошла так много…
Аря оглянулась и не увидела выхода, только белую пелену тумана. Рефлекторно отступила от него, не ожидая этого и выпала спиной вперёд на снежную тёплую перину.
Тёплую?
Её пальцы зарылись в рассыпчатый и мягкий, словно пух, снег.
Снег, который не кусал более кожу морозом.
Арюшка оказалась на вершине холма, обрамлённого высокими елями. Она находилась так высоко, что от деревьев в основном видны были острые макушки. Но если подняться и вглядеться вниз, можно было заметить хижину под уступом горы. И клубящийся дым из каменной трубы. И вытоптанную дорожку, ведущую к двери. И горящее оранжевым теплом окошко… А дальше, будто перевёрнутые к небу зеркала — льда. Чистые, хрустальные, зеркальные льда…
Домик её находился на полосе суши, что пересекала озёра. Скованные льдом, они казались белым полотном, сквозь которое пробились случайно грубые льняные нити-травы, рыжие от солнца да пыли. Сам домик, что как раз возвышался над этими тропами и островками скрытой под морозом земли, походил на большой сугроб с окошками, горящими словно фонари, с трубой, из которой к зимнему небу поднимался серый прозрачный дым. И едва заметным под снежной шапкой козырьком крыши, под которым даже зимой всё ещё были заметны птичьи гнёзда.
Жрица жила там одна. Её с детства готовили к этому. Как и к служению богини и общению с духами.
Как ни как, а до великой горы рукою отсюда подать. До людей же ехать долгие дни по пути сложному, если, конечно, не ведут тебя сами жители Леса.
А к людям они обычно не ведут. Да и зачем Жрице народ человеческий? Она и подобные ей всегда находились между мирами.
В прошлом люди через таких как она могли, не страшась Лесных жителей, общаться с ними, договариваться о разных делах, просить помощи и решать проблемы, коль сами духи мешали им вдруг.
К Жрице обращались порой и они сами с просьбами передать что-то людям, излечить хворь не человеческую, помочь с тем или иным обрядом, коль связан он (а почти всё друг с другом связано) с миром людей.
И такой, как она, меж мирами жить полагалось, будучи самой не тварью лесной, не человеком…
Вдали ото всех. Между всеми. Сама по себе и ради тех, кто её окружает.
И даже имя дано ей такое, чтобы никто не захотел нарушить её уединения или украсть Жрицу с её поста, а так же кликать её по любому незначительному поводу — БЕда.
И поэтому, когда на пороге её возникла уставшая и расстроенная человеческая девушка, она была удивлена.
— Давно, лет двести ко мне никто не заглядывал, — проговорила Жрица, пропуская в дом гостью. — Как твоё имя, дитя?
А сама выглядит не старше: невысокая, тонкая словно тростинка, с волосами иссиня-чёрными как вороновое перо и взглядом золотым, что выдавал в ней не совсем человека.
— Арюшка, — представилась гостья и огляделась.
Хижина была мала даже для одного, меньше чем её собственный домик. Стены голы, стол пуст, на подоконнике широком, словно лавка, дымились чащи с тлеющими травами, вместо кровати — охапка сена. И чистота вокруг.
— Я дом твой случайно нашла и мне не к кому больше обратиться. Я ищу дерево, под которым растёт трава, лекарство из которой лечит любую болезнь и снимает проклятия.
Беда горько усмехнулась, услышав это, кивком указала Арюшке на подоконник, приглашая присесть на него, и устроилась там сама.
— Только боги знают, как готовить его. Незачем тебе идти к древу, зря потеряешь время, а то и пострадаешь в пути.
— Верить не хочу, что всё напрасно… — прошептала она, обхватив себя руками, словно пытаясь согреться, и направила взгляд свой в окно.
Жрица молча наблюдала за ней, пока, наконец, не коснулась её руки и не спросила:
— Зачем тебе?
Арюшка взглянула на неё и та покачала головой:
— Не для себя, понятно… Давай так, если расскажешь мне, в чём дело и решу я, что весомая причина тревожить духов, проведу обряд ради тебя и спросим у богов, помогут тебе или нет. А вот к самому дереву не поведу тебя. Опасно это и далеко, даже для такой, как я.
И Арюшка рассказывала долго, делилась с ней всем, что наболело, не усомнившись ни разу, стоит ли. Видимо силой такой владели Жрецы — всё выходит пред ними наружу, что на сердце лежало.
Выслушав её рассказ, Жрица вздохнула, улыбаясь ей печально и задумчиво:
— Разве же от беды к Беде идут, девочка?
И у Арюшки в мыслях прозвучал собственный голос, когда сказала она Аркану однажды: «Разве же ищут спасения от зла у зла?». А тем временем сама…
Но…
— Мой брат и любимый лишены свободы, не могут быть рядом, попали в беду. Разве ты сама бы не пошла куда угодно, лишь бы исправить это и вернуть домой?
Жрица молчала долго. Но решения приняла на самом деле почти сразу:
— Пошла бы.
Темноту пронзали собой искры жертвенного костра. Словно бусы нанизывал их ветер на свои острые ледяные струны, протянутые через щели храма. Но струны рвались с тихим треском и пронзительным воем зимних ветров.
Храм был стар, каменные стены и пол источали холод. Но огонь, что полыхал над нишей, в которую стекала кровь жертвы, поднялся к самому потолку и разделился надвое из-за прозрачного нароста на камне. Кристалл сиял, словно светильник, накаляясь от жара, а пламя, ударяя в потолок и устремляясь в противоположные стороны, где в стенах зияли окна-дыры, похожие на пустые глазницы черепа, обращалось в искры, что гасли в воздухе.