Медведь взревел, но Арюшка, предупреждая его дальнейшие действия, буквально у него из пасти выхватила кота и коротко вскрикнула:
— Не смей!
И успела заметить, как под открывшейся резной крышкой красным и жарким полыхнуло… сердце.
Настоящее, больше, будто человеческое.
Аря замерла на месте, прижимая к себе недовольного, заспанного кота и перевела испуганный вопросительный взгляд на гостя.
— Чего? — закрыл он лапой ларец и навалился сверху, заставляя крышку заглушить сердечные удары.
Правда Арюшке казалось, что пространство сотрясается уже от биения её собственного сердца.
— Ну чего? — проревел вновь медведь и устало принялся, прихрамывая (верно раны болели…), тянуть ларец в комнату.
— Это… — наконец вернула себе Арюшка самообладание. — Это чьё, как, когда?
— Недавно.
— Что недавно?
— Украл… То есть, забрал. Нет, взял его себе, недавно, — проворчал он, словно каждый из вариантов сказанного мог как-то изменить суть воровства.
— Да нет же, — выпустила она из рук кота и заправила за ухо прядь волос, — спрашиваю, как оно здесь оказалось, ведь ночью при тебе ничего не было?
— Кот твой виною.
— Как это? — Арюшка стояла рядом, глядя на его попытки затолкать ларец за дверь дома и не спешила помогать, всё ещё не отойдя от увиденного.
— Просто. Очень просто, дева. Оставил я сердце под снегом возле порога, чарами укрыл для невидимости. Но кот твой, видимо, чары разрушил как-то и из-за этого ларец сдвинулся с места. Случайно попал сюда.
— Чары разрушил кот? — красиво и выразительно изогнула Арюшка бровь.
Медведь хмыкнул раздражённо, но всё же пояснил ей сдержанно и терпеливо:
— Говорю же, слаб я сейчас… Одно касание чьё-то и нет чар. Мне бы поесть, отогреться да отдохнуть.
Аря, наконец, помогала ему перенести ларец через порог, видя, как сильно гость её начал припадать на лапу.
— А сердце чьё? Убил… — голос её предательски дрогнул. — Убил кого-то?
— Нет, сердце то живое, — ухмыльнулся он, ларец запихнул под стол, а сам вновь устроился возле печи. — Больше не спрашивай, а то и твоё заберу!
Арюшка тут же прижала раки к груди и попятилась.
Пёс, уловив этот жест, залился лаем, но медведь лишь засмеялся и улёгся на его лежанке, как и в прошлый раз, прикрывая лапами морду.
Что ж… Арюшка, глубоко вздохнув и выдохнув, решила продолжить жить свой обычный день. А иначе так и будет в страхе жаться к стене, добру от этого не быть.
Правда вскоре она поняла, что спокойно всё не пройдёт… Мишке, видимо, лежать быстро наскучило, и он принялся ходить за ней попятам.
Куда ни попадя совал он свой нос, пугал её, поднимаясь на задние лапы, чтобы… Размяться? Ворчал и охал от боли в ранах. Критиковал всё, чтобы она ни делала. Чихал от имбирного порошка, чем сметал его весь на пол с разделочной доски, на которой Аря собиралась вырезать из печенья фигурки. В общем, всячески ей мешал.
— Послушай, — наконец не выдержала она, когда, сняв фартук, чтобы повесить его, снова наткнулась на огромную медвежью морду, заслоняющую ей крючок на стене, — так продолжаться не может.
— Мм? — он отступил и боком сбил со стола глиняный кувшин.
— Тесно. Мне не развернуться с тобой. Очень сложно делать что-то, когда в узкой комнатке от тебя не отлипает туша размером с корову! Прости, — тут же добавила Арюшка, смутившись, и присела, чтобы убрать из под его лап осколки.
Да только от неловкого движения она пошатнулась и лицом вжалась в его мохнатую горячую грудь.
— Ой…
Однако гость её отошёл сам, давая ей простор.
— Никто, — проговорил он негромко, оскорблённо устраиваясь рядом с псом, — никто так меня не пинал, не указывал мне на место, будто…
Пёс поднял голову и тихо зарычал, пытаясь отстоять свою лежанку.
— … да, словно тебе, — хмыкнул медведь. — Словно псу!
И странный он, и страшный, и смешной. Арюшка до вечера провозилась с печеньем, супом и мясом (осталось немного замороженных косточек с тех пор, как её угощали деревенские), уборкой и растопкой печи, думая непрерывно лишь об одном медведе. Но никак не решалась вновь расспросить его о сердце в ларце и о том, кто же он всё-таки такой…
Зато почти перестала бояться. Обвыклась немного.
Однако спать лечь было так же тревожно, как и в первый раз. Свеча мерцала, стоя на подоконнике, чёрное стекло из-за темноты с той стороны, отражало свет огонька, по стенам шмыгали густые тени, огонь потрескивал в печи, в клыках медведя крошилось имбирное печенье (которое он, конечно, уже всё сожрал, всё-всё!), кот похрапывал в ногах. А Арюшке так не по себе стало, что хоть плачь!
— Не спится? — спросил её гость шёпотом.
Боги! Он ещё и шептать умеет…
— Угу, — тихо отозвалась она.
— Мне тоже, — вздыхает.
— Судя по хрусту, ты и не пытался.
— Раны саднят, знаю, что не засну.
— Тебе редко бывало больно, да?
— Почему так решила?
Судя по голосу, ему действительно стало интересно.
— Жалуешься уж больно часто для такого большого медведя, каким являешься.
— Хм, — прозвучало протяжно и задумчиво. — Ранили стрелами непростыми, иначе всё зажило бы куда быстрее, и я терпел бы молча. А так… досадно.
— А ты… Тебя… В тебя выстрелили из-за того, что ты у кого-то ларец украл?
— Угу… — отозвался после небольшой паузы и заслоняет огонь так, что Арюшка оказалась в тени.
Она видела теперь лишь пятно черноты на месте гостя и как сверкают его глаза, словно две белых звезды.
— Угу… — повторил он, и слышно стало, как усмехается: — Но, поверь, у кого украл, тому оно было не нужно.
— Если не нужно, кто же стрелял в тебя?
— Любой бы оскорбился, укради кто у него даже не нужную вещь.
— Почему же ты просто не попросил в таком случае?
— У того, у кого сердца нет, просить? Смешно.