Служащая в приемной говорила весело и энергично. Не из-за того ли, что была вскормлена блюдами, приготовленными в домашнем очаге?
— Мистер Бэнгсли сейчас на совещании. Не могу ли быть чем-нибудь вам полезна?
— Я звоню по поводу Чайны Маранга, давнишней подруги мистера Бэнгсли.
— Пожалуйста, произнесите по буквам? Я произнес.
— Что мне сказать мистеру Бэнгсли, о чем пойдет речь?
— Несколько лет назад мистер Бэнгсли играл с мисс Маранга в оркестре «Чайна уайтбой».
— Ах, об этом. Она мертва, так? — Да.
— Так что же мне передать мистеру Бэнгсли?
Я назвался консультантом полиции Лос-Анджелеса и сказал, что хотел бы задать Бэнгсли несколько вопросов.
— Обязательно передам.
Мой телефонный звонок застал Пола Бранкуси за его рабочим столом.
— Прошло столько времени, и наконец дело сдвинулось с мертвой точки? — начал он.
— Полагаете, что в самом начале мы сделали мало?
— Копы так и не узнали, кто это совершил? С самого начала меня беспокоило, что они даже не удосужились поговорить с нами. Хотя мы близко знали Чайну — ближе, чем кто-либо другой, кроме, может быть, ее отца.
— Но не ее матери?
— Ее мать умерла, — сказал он. — Умерла за год до смерти Чайны. Ее отец тоже мертв. Вы, похоже, не очень осведомлены?
— Только начинаю входить в курс дела. Не просветите ли меня? Я готов заглянуть в вашу контору в любое время сегодня же.
— Позвольте-ка разобраться как следует. Вы что, психиатр?
Я дал ему более многословное объяснение, чем секретарше «Домашнего очага».
— Почему именно сейчас? — спросил Бранкуси.
— Смерть Чайны, возможно имеет отношение к другому убийству.
— Неужели? Так теперь она, выходит, стала иметь значение. А я должен разговаривать с вами, потому…
— Потому что я заинтересован в том, чтобы поговорить с вами.
— Какой ужас!
— Всего лишь короткая беседа, мистер Бранкуси.
— Когда?
— Назначьте время сами.
— Через час. Я буду у здания Х-Б, в красной рубашке.
Студия «Хайнес-Бернардо продакшнз» занимала массивное здание из розового кирпича, облицованное голубыми изразцами. Располагалось оно в восточной части бульвара Кауэнга, почти рядом со студиями «Юниверсал», там, где кончается Голливуд и начинается Долина.
У здания не было ни углов, ни симметрии. Сплошные изгибы, резкие падения да параболический авантюризм, подчеркнутый беспорядочно размещенными окнами. Бред карикатуриста-мультипликатора да и только. Трапецеидальную входную дверь цвета виноградного желе обрамляли кокосовые пальмы. Вдоль фасада проходила кирпичная цветочница длиной в сто футов, засаженная бегониями, через силу пробивающимися вверх.
На бордюре цветочницы сидел мужчина в красной фланелевой рубашке слишком большого размера, в мешковатых синих джинсах, неопрятных кедах и посасывал сигаретку.
— Пришли вы быстро, — заговорил он, не поднимая головы, когда я приблизился к нему.
— Есть причина, — ответил я.
Он изучающе посмотрел на меня. Я ответил ему тем же.
Пол Бранкуси изменился меньше, чем Кристиан Бэнгсли. Все такой же костлявый и с болезненным цветом лица. Волосы длинные, плохо причесанные, по цвету напоминающие воду, в которой только что помыли посуду.
Сигарета у него прилипла к нижней обветренной губе. Под горбатым носом я увидел засохшую болячку. На правой руке — татуировка, иссиня-черное изображение креста, в мочке левого уха — серьга из нержавеющей стали. На носу, бровях и подбородке красными пятнами выделялись следы от залеченного пирсинга. Тому, кто никогда не видел Бранкуси, эти ранки могли показаться крупными порами.
Очки, как у Джона Леннона, делали его взгляд мечтательным даже тогда, когда он внимательно разглядывал меня.
Вынув из кармана пачку сигарет с фильтром «Ротманс», Бранкуси предложил мне закурить.
— Спасибо, не нужно. — Я присел рядом с ним.
— Кого еще убили? — спросил он.
— Извините, я не могу разглашать детали дела.
— Тем не менее вы хотите разговаривать со мной.
— А вы хотите, чтобы убийство Чайны было раскрыто.
— То, что я хочу, не всегда совпадает с тем, что происходит. Отсутствующий взгляд сменился суровым. Спина Бранкуси согнулась словно под тяжелой ношей. Подобные внешний вид и манера речи были мне известны. Годы накапливавшихся разочарований. Я представил его склонившимся над чертежным столом, когда он оживляет фигурки Лампкинсов. «Нервирующие, но добрые. Смешные ситуации».
Бранкуси вынул сигаретку и прикурил ее от прежней. Когда он сильно втягивал в себя дым, щеки у него вваливались.
— Что вы хотите знать?
— Прежде всего, есть ли у вас какие-либо подозрения относительно того, кто убил ее?
— Конечно, кто-нибудь из тех, кого она достала. А это около миллиона человек.
— Бросила им вызов своим очарованием.
— Чайна была еще той стервой. И представьте себе, вы первый коп, который спрашивает меня о ней как о личности. А что с другими ребятами? Умственно отсталые, что ли?
— О чем они спрашивали?
— Задавали вопросы подобно Джо Драгнету. Факты и ничего, кроме фактов. В котором часу она ушла из студии, чем занималась несколько предшествующих дней, с кем вместе принимала наркотики, с кем совокуплялась. Никаких попыток разобраться в том, что она собой представляла как человек. — Из его ноздрей вышел дым и быстро рассеялся в воздухе, пропитанном смогом. — Было ясно, что они презирают и нас, и ее и винят во всем стиль нашей жизни.
— Полагаете, ваш образ жизни как-то связан со смертью Чайны?
— Кто его знает? На самом деле я не вижу во всем этом смысла.
— Потерпите меня, — попросил я. — Мне необходимо разобраться в обстановке.
— Какой именно?
— В той, которая позволит заключить, что дела оркестра шли в гору. Были разговоры о контракте с ведущей фирмой звукозаписи. Это правда?
Бранкуси сел прямее. Ностальгия прибавила ему энергии.
— Более, чем разговоры. Нам действительно повезло. Сделали показательное выступление у «Мадам Бо», где присутствовали представители «А энд Р»note 4. В тот вечер мы были по-настоящему в ударе. На следующий день нас вызвали на беседу с Мики Джиттльсоном. Знаете, кто это такой? — Я отрицательно покачал головой. — Ведущий импресарио. Ведущая клиентура. — Бранкуси быстро перечислил оркестры; среди них несколько знакомых мне. — Ему очень хотелось представлять «Чайна уайтбой». Если бы он оказал нам поддержку, дела быстро пошли бы в гору.
— Вы сказали «хотелось».
— Умер, — пояснил Бранкуси. — В прошлом году. Рак легкого. Этот идиот слишком много курил.
Он стряхнул пепел и хихикнул.
— Как пошли дела с Джиттльсоном?
— Чайна сорвала первую встречу. Разыграла настоящий припадок. Заявила, что Джиттльсон представляет все самое порочное в музыкальном бизнесе, и она не станет предательницей. Это удивило, поскольку во время показательного шоу именно Чайна пришла в возбуждение, увидев сидящего в зале Джиттльсона, и сообщила нам за кулисами, что это именно тот человек, который нам нужен. Во время второго отделения она подошла к его столику, заговорила с ним, желая познакомиться, только что на колени к нему не садилась. Вреда от этого никакого не было бы. Джиттльсону, старому козлу, нравилось трахать талантливых див.
— Чайна флиртовала, — заметил я, пытаясь представить себе эту картину.
Бранкуси засмеялся.
— Чайна не владела легким женским флиртом. Но при желании она могла разыграть сексуальное представление.
— Игра по методу Станиславского?
— Что вы имеете в виду?
— Это было реальным или только изображалось? Насколько активна она была в сексуальном плане?
— Весьма активна. И все с девушками. Ее интересовали только девушки. — Рассматривая движущиеся по Кауэнге автомобили, Пол, похоже, начал терять интерес к беседе. — Типичная Чайна.