— Дальше поцелуев дело не шло. — Я рассказал Майло о результатах обследования тазовой области.
— Последняя девственница Голливуда. Если бы это не было так печально…
— Она скорее девственница, принесенная в жертву. Ее использовали и бросили.
— Для чего использовали?
— Хороший вопрос.
— Попытайся выдвинуть какую-нибудь версию.
— Восхищение, смиренное послушание. Эрна выслушивала его фантазии, выполняла неприятную работу, например, осматривала, подбирала места убийств и описывала их. Взаимоотношения без секса вполне согласуются с версией о том, что Кевин голубой. Они сблизились на почве любви к искусству. А звала она его кузеном, вероятно, потому, что он был для нее эрзац-семьей. Эрна не пожелала сообщить хоть что-нибудь о своей настоящей семье. — А может, Кевин действительно кузен, — предположил Майло.
— Не исключено. У Эрны рыжие волосы — точно такие же, как у его матери.
— Состоя в родстве, можно не слишком умничать… Значит, ничего нового о родителях пока нет. Шталь работает с военными. И, представь, нашлась «хонда» Кевина. Она сейчас на штрафной площадке полицейского управления Инглвуда. Ее отбуксировали туда два дня назад за парковку в неположенном месте.
— Инглвуд, — повторил я. — Это рядом с аэропортом.
— Да. Сейчас я туда и еду. Хочу показать фото Кевина кассирам авиалиний и выяснить, не помнит ли его кто-нибудь из них.
— Ты один осматриваешь ЛАМnote 10?
— Нет, с моими подопечными детективами. «Хонду» перевезут в нашу лабораторию по обследованию автомобилей. Но на ней уже много отпечатков посторонних лап. Ее обследование не даст ничего, только подтвердит, что наш Кевин — плохой мальчик. Он напроказничал, узнал, что мы интересуемся им, и дал деру из города. В его логове мы не нашли трофеев, потому что он взял их с собой. — Голос Майло заглушили помехи. — Есть ли какие-нибудь соображения по поводу того, с какой авиакомпании начать?
— Проверь паспортный контроль, чтобы исключить полет за границу.
— Я начну не с того, где можно нарваться на неприятный разговор. Эти ребята обожают бумажную волокиту. Предположим, что рейс внутренний. С чего бы ты начал?
— Попытал бы счастья в Бостоне? Кевин бывал там и раньше. Наслаждался балетом.
33
Эрик Шталь потратил два дня, работая в различных видах вооруженных сил США. В делах службы социального обеспечения значились имена тысяч Дональдов Мерфи. Они могли быть уволены с военной службы, но пентагоновские крючкотворы к информации о них допускали лишь по определенным правилам.
Эрику немного помогало то, что он был знаком с военным жаргоном.
Как он относился к военным, никого не касалось.
Начал Шталь с матери Эрны, поскольку Колетт не такое уж распространенное имя. Сто восемнадцать записей в материалах социального страхования. В сорока четырех из них значились женщины примерно такого же возраста. Эрик проверил западные штаты. Ничего. Он полагал, что собирать данные об Эрне бесполезно, даже если ему удастся найти ее родителей.
Но и в этом случае Шталь выполнял то, что ему поручено.
Он отыскал Колетт Мерфи в Сент-Луисе. Она уклонялась от прямых ответов и отрицала все, что заставило Шталя задуматься. По ее выговору он догадался, что Колетт — негритянка. Спрашивать он не стал — теперь это не принято.
Армия научила Эрика проявлять щепетильность в расовых вопросах. Например, относиться к жителям Саудовской Аравии как к богам и улыбаться, даже если они будут испражняться на тебя.
Он отследил Колетт из Сент-Луиса через местную полицию, выяснил, что она привлекалась к суду за мелкие кражи, чем и объяснялась ее уклончивость. Однако она никогда не была замужем ни за каким Дональдом.
В восемь тридцать вечера Эрик дозвонился Колетт Мерфи в Бруклин.
Там было уже одиннадцать тридцать. Она возмутилась:
— Вы разбудили меня.
— Прощу прощения, мадам.
Не возлагая особых надежд на этот разговор, он сообщил ей, что ищет Дональда в связи с рутинным расследованием, но не упомянул имени Эрны.
— Бог мой, в такое время? — воскликнула она. — Это моя невестка. Брат моего мужа женился на ней, и у них родился сумасшедший ребенок. Меня зовут Колетт, и Дональд нашел себе тоже Колетт. Странно, правда? Впрочем, быть членом его семьи не слишком большая привилегия. Они оба бездельники. Мой Эд и его брат.
— Дональд?
— А кто же еще?
— Где ваша невестка? — В шести футах под землей, — ответила бруклинская Колетт.
— Где Дональд?
— Кто его знает и кому это нужно?
— Не очень приятный парень.
— Бездельник. Такой же, как Эд.
— Нельзя ли поговорить с Эдом?
— Можно, но только в шести футах под землей.
— Примите мои соболезнования.
— Бросьте. Мы не очень ладили.
— Вы с мужем?
— Я и все остальные. Когда Эд был жив, он бил меня смертным боем. Наконец я обрела покой. Пока вы не разбудили меня.
— Не знаете ли, где найти Дональда? Простите, что разбудил вас.
— Он где-то в Калифорнии. Что натворил Дональд?
— Это касается его дочери Эрны.
— Этой сумасшедшей? А она что сделала?
— Ее убили.
— О, какая жалость! Ну, желаю вам найти его. Проверьте места, где тусуются бездельники. Он пил как свинья. Так же как Эд. Моряков это не волновало. Они произвели его в сержанты, или как их там называют в ВМС — какой-то главный. Не большой военный герой. Он занимался тем, что перекладывал с места на место бумажки. А выпендривался так, словно был героем. Любил ходить в форме по пивным, знакомиться с женщинами.
— Военным это нравится.
— И вы рассказываете это мне? Я была замужем за одним из них тридцать четыре года. Эд служил в береговой охране. А потом в управлении портовых властей. Сидел за столом и корчил из себя адмирала. — Она хмыкнула. — Наконец за ним пришло его судно, а я осталась на твердой почве. Все, я хочу спать…
— Еще одно, мадам. Пожалуйста.
— Поздно уже, — бросила Колетт. — Ну что еще?
— Вы помните, на каких военно-морских базах служил ваш деверь?
— Где-то в Калифорнии. Сан-Диего или что-то вроде этого. Помню, однажды летом мы приезжали к ним. Сидели у них, бездельничая. Так — гости. Потом им предстояло отправляться на Гавайи. ВМС направили их туда, только подумайте. Это все равно что оплаченный отпуск.
— Долго ли они пробыли на Гавайях?
— Год или около того. Потом Дональд уволился, получил пенсию, и они вернулись в Калифорнию.
— В Сан-Диего?
— Нет, по-моему, куда-то ближе к Лос-Анджелесу. Связь между нами прервалась. Что касается меня, то я осталась бы на Гавайях.
— Почему они не остались?
— Откуда мне знать? Глупцы. Разговор об этой ветви семьи навевает дурные воспоминания. Прощайте…
— Нельзя ли поточнее: где это — неподалеку от Лос-Анджелеса?
— Вы слышали, что я сказала, мистер? Когда вы перестанете задавать вопросы в такое время суток? Похоже, у вас на это есть право. Вы говорите как военный. Служили в армии, верно?
— Служил, мадам.
— Ну так прощайте же. Или скажите, что увидимся на рассвете. Вы мне надоели. Я скоро увижу солнце.
Сан-Диего, потом Гавайи — это уже проще. Снова за список службы социального обеспечения. Дональд Артур Мерфи, возраст — шестьдесят девять лет.
Где-то поблизости от Лос-Анджелеса. Несмотря на свои проблемы, Эрна от дома не удалялась.
Обращаться за информацией в ВМС или к окружным властям, занимающимся недвижимостью, было уже поздно. Шталь отправился в свою однокомнатную квартиру, разделся, аккуратно сложил одежду, лег в кровать поверх одеяла, занялся мастурбацией, ни о чем при этом не думая, принял душ. Потом положил заранее помытую и нарезанную зелень для салата на бумажную тарелку, добавил банку консервированного тунца, поскольку нуждался в белках, быстро все съел и лег спать.
На следующее утро Эрик воспользовался собственным телефоном.
Выяснилось, что Дональд Артур Мерфи недвижимостью в округе Лос-Анджелес не владел. Не имел он ее ни в Оранже, ни в Риверсайде, ни в Сан-Бернардино — нигде, во всех районах вплоть до мексиканской границы. Шталь проверил все округа к северу до самого Орегона. Тот же результат.