— На Северный вокзал.
Спустя несколько минут неизвестный подошел к кассе. Взяв билет первого класса до Шантильи, он занял место в купе, где оставалось еще одно свободное место, забрался в угол и казался заснувшим, между тем как проницательный взгляд его следил внимательно за всем.
В Шантильи трое пассажиров сошли, но наш молодой человек продолжал спать. В Лонжо вышли еще трое, а он, добавив контролеру двадцать шесть франков сорок пять сантимов, продолжал путь в Кале, где, по-видимому, намеревался выйти. В Кале-приморском очутился он в двенадцать часов пятьдесят минут. У пристани уже разводил пары пакетбот.
Наш молодой человек, не колеблясь, поднялся на судно. Прошло пять минут, раздались свистки, и «Вперед» тронулся в Англию. Морской ветер, обороты винта, немножко боковой и килевой качки — и переезд совершен. Ровно через восемьдесят минут судно вошло в Дуврскую гавань.
Поезд на Лондон готовился уже отойти…
Таинственный незнакомец, проехавший через сушу и море без всякого багажа, съел два сандвича, выпил стакан вина и вскочил в лондонский поезд. Через час и три четверти поезд остановился на станции Чаринг-Кросс. Было четыре пополудни. Незнакомец взял кеб, дал кучеру адрес и помчался по улицам Лондона, как недавно мчался по улицам Парижа. Кеб остановился перед старым домом на Боу-стрит, и путешественник смелыми шагами перешел аллею, пересек двор, поднялся на второй этаж, три раза постучался в дверь, вошел и, увидев служителя, спросил, принимает ли мистер Мельвиль.
Служитель встал, открыл дверь и привычным жестом пригласил посетителя войти. Тот вошел и увидел высокого, плотного господина, сложенного подобно Геркулесу, с умным и симпатичным лицом, на котором особенно выделялись серые блестящие глаза. Это был знаменитый Мельвиль, один из самых опытных сыщиков английской полиции. Несколько выдающихся процессов принесли ему известность и уважение во Франции. Обладая удивительной памятью, он знал всех мошенников Лондона, на которых наводил настоящий ужас. Два раза пытались его убить, но колоссальная сила и ловкость предохраняли его от смерти. Относительно его мужества и хладнокровия рассказывали вещи, бросавшие в дрожь любителей душераздирающих криминальных драм.
Метр поднялся навстречу гостю, молча протянул ему руку и крепко, по-английски, пожал ее так, что тот не мог удержаться от легкого вскрика.
— Больно? — спросил он на чистом французском языке, без всякого акцента.
— Легче!.. Ну, и рука же у вас, мой дорогой Мельвиль!
— Вы устали?
— Не так, чтобы слишком, но достаточно!
— Поспите два часа на моем диване!
— Когда мы будем беседовать?
— Сейчас же. Вы голодны?
— Как волк!
— Так поедим… Ленч особенный. Я вас ждал и позаботился обо всем!
— Дорогой Мельвиль, вы настоящий друг!
— Равно как и вы! И еще вы — настоящая ищейка, как говорят у нас!
— Ба! Маленькая работа любителя! Но ваши слова особенно льстят мне, и я чувствую себя счастливым, имея возможность брать уроки у такого учителя!
— Вы прекрасно пользуетесь ими! Получили мое письмо?
— Третьего дня!
— Как думаете, удалось вам вырваться незамеченным?
— Думаю, что да, я очень постарался запутать свой след!
Хозяин встал с места, свистнул в слуховую трубку, отдал через нее несколько приказаний и, снова садясь на место, прибавил:
— Дом охраняется. Теперь будем говорить за столом, который уже накрыт.
Незнакомец сел за стол, сделал несколько больших глотков вина и без обиняков сказал:
— Известен вам некий Френсис Бернетт, лет…
— Сорока!
— …Сильный, коренастый… с длинной бородой… одевается у…
— Барроу, портного на Оксфорд-стрит.
— Именно! Но вам цены нет, Мельвиль. Откуда вы это знаете?
— Пустяки, мой друг!
— Поразительно!
— Вы в таком доме, где ничему не удивляются.
— Итак, вам известен Френсис Бернетт?
— Да, еще бы! Это один из самых ужасных бандитов Англии. Злодей, всегда ускользавший из моих рук. Я уже месяц не имел о нем известий. Правда, по моей милости пребывание его в Англии сделалось довольно опасным.
— В течение последнего месяца он жил во Франции. Дело в Мезон-Лафит…
— Я не сомневался в этом, читая о преступлении в ваших журналах… Красная звезда — его эмблема или, лучше, эмблема ассоциации…
— А, так это шайка?
— …Называемая шайкой двух тысяч…
— Их две тысячи?..