— Итак, — сделал заключение Редон, — ночью или утром здесь находился мужчина, заказывающий свои костюмы в Лондоне. Не думаю, чтоб это был кто-нибудь из судейских или мой бедный Леон… Черт возьми! Что, если убийца — англичанин? Надо посмотреть гипс!
Он крепко завязал в уголок носового платка пуговицу и быстро спустился в сад. Гипс был тверд, как камень. С бесконечными предосторожностями Редон разрыхлил землю, не жалея ногтей, и скоро в его руках очутились два великолепных отпечатка, воспроизводивших с замечательной точностью все детали подметки — ботинки были английской работы, а нога — длинная, плоская и узкая, словом, характерная нога англичанина.
Репортер торжествовал. В его руках находилась уже нить к разгадке преступления.
— Если это англичанин, — говорил он, потирая руки, — искать его можно только в округе Сен-Жермен… Итак, живее туда!
Не теряя времени, он направился к извозчику за каретой, а пока запрягали, стряхнул пыль и постарался привести в порядок свой туалет. Заботливо отчистив известку, он нашел еще минуту сочинить следующую записку товарищу прокурора:
«Не имею возможности присутствовать при допросе. Я напал на след. Завтра подробности к вашим услугам. Берегитесь ловушки!
По прибытии в Сен-Жермен наш следователь первым делом решил обойти все отели, начиная с самого шикарного, «Павильона Генриха IV».
Появление в знаменитом отеле известного журналиста вызвало любопытство служебного персонала. Поль отвел директора в сторону и, дружески пожав руку, торопливо спросил:
— Не остановился ли у вас джентльмен приблизительно такого же роста, как я, с длинной темной бородой? По-видимому, англичанин!
— У нас был только один англичанин, подходящий к вашему описанию, но…
— Он уехал?
— Да, три часа тому назад!
— А, черт возьми!.. И не оставил адреса?
— Он отправился, насколько я мог догадаться, в Лондон!
— Не можете ли вы по крайней мере назвать его?
— Охотно: Френсис Бернетт. Он прибыл из Индии и останавливался здесь только на две недели.
— Благодарю! Как досадно, мне крайне необходимо было встретиться с ним. Но, может быть, я могу видеть того, кто прислуживал ему?
Такому важному клиенту, как Поль Редон, неловко было отказать. Директор велел позвать Феликса и предоставил его в распоряжение репортера. Редон вынул из кармана два луидора, опустил их в руку слуги и сказал:
— Вы знаете, Феликс, у людей иногда являются странные фантазии.
— О, господин волен иметь фантазии, какие ему заблагорассудится!
Репортер продолжал легкомысленно, хотя сердце вырывалось из груди:
— Сегодня утром мне попалась пуговица в таком месте, где она не должна быть… Я подозреваю, что владелец ее — господин Бернетт…
Лакей улыбнулся и наклонил голову, как человек, привыкший понимать все с полуслова.
— И мне думается, Феликс, — прибавил Редон, — что профессиональная тайна не помешает вам сообщить, насколько основательны мои подозрения. Впрочем, вот и само доказательство.
Он развязал уголок своего платка, вынул оттуда пуговицу и показал слуге, который сейчас же ответил:
— Вы правы: пуговица от одежды господина Бернетта. С надписью «Барроу Т., Лондон». Утверждаю с тем большей уверенностью, что сегодня утром господин Бернетт просил меня пришить к его панталонам точно такую же.
Эти слова чуть не свели с ума Редона, но он сдержался и произнес, наполовину смеясь, наполовину сердясь:
— Вот видите, какой плут сей англичанин. И выглядит, верно, хуже меня?
— Еще бы! Ему около сорока лет, высок, напоминает боксера и носит дымчатые очки…
— Так он уехал?
— Да, сударь!
— И забрал свои сундуки, чемоданы?
— Чемоданы и три английские ивовые корзины, покрытые просмоленным полотном.
— Хорошо, благодарю!.. Держите, Феликс! — сказал Поль, вручая третий луидор слуге, рассыпавшемуся в благодарностях.
Узнав все, что было нужно, Редон вышел из «Павильона» и помчался на станцию. Поезд только что отошел, пришлось около получаса дожидаться другого. Кстати, репортер вспомнил, что, кроме чашки чая, у него ничего не было во рту целый день, а время близилось к четырем часам. Он съел два сандвича, выпил стакан малаги, выкурил сигару и вскоре покатил в Париж. Пятьдесят минут спустя поезд остановился на станции Сен-Лазар. Справедливо полагая, что путешественники, едущие из Сен-Жермена, редко сами заботятся о багаже, он опросил сейчас же всех носильщиков, не принимали ли они вещей у владельца трех ивовых корзин. Никто такого не видал. Редон, памятуя, что терпение — необходимая принадлежность всякого следователя, продолжал расспрашивать всех подряд, щедро давал «на чаек» и в конце концов выяснил, что господин высокого роста с бородой, похожий на англичанина, вышел на станции, но только с двумя корзинами.