— Это он! — сказал себе Редон. — Но где же третья корзина?.. А!.. В кладовую!
При помощи денег, открывающих все двери, он проник в кладовую и сейчас же узнал корзину. Сомневаться было невозможно, на ней значился адрес: Френсису Бернетту, Лондон.
«Однако я играю сегодня счастливо, — подумал репортер. — Теперь — к телефону!»
Он вошел в телефонную будку и позвонил.
— Прошу соединить с Версальским судом!
Прошло несколько минут.
— Кто вы?
— Поль Редон, журналист. А вы?
— А! Это Редон! А я прибыл из Мезон-Лафита с нашим пленником… Он упорствует… но он виновен… Не пытайтесь что-либо сделать в его пользу…
— Убийца, мой дорогой прокурор, англичанин по имени Френсис Бернетт, и завтра я докажу вам это. А пока прикажите задержать сундук, принадлежащий сэру Бернетту и находящийся в кладовой на станции Сен-Лазар. Затем, рекомендую навести справки во всех отелях и арестовать этого Бернетта, приметы которого сообщаю. Наконец, хорошо бы еще приказать охранять станционные выходы. Ответственность за все беру на себя; а что касается моего бедного Фортена, то не пройдет и трех суток, как вы первый заявите о его невиновности. До завтра! В девять часов я буду в Версале.
— Но, Редон, вы с ума сошли!
— Сделайте то, что услышали, и будете благодарить меня на коленях… На коленях! Прощайте!
После этого Редон возвратился к себе, наскоро привел в порядок костюм и пообедал.
Вечером побывал в нескольких редакциях и к часу вернулся на улицу Ларошфуко, где занимал домик, расположенный в саду. Отослав кучера, он позвонил, вошел, произнес свое имя перед сторожкой, и… тут на него набросился какой-то человек. Блеснула сталь, — лезвие кинжала с поразительной быстротой погрузилось в тело. Он почувствовал сильную боль в груди, потом ледяной холод. Кричать Редон уже не мог, хотя в мозгу его перед потерей сознания пронеслась мысль: «Бедный Леон! Кто за тебя заступится?»
ГЛАВА 5
Брат и сестра у родителей обвиняемого. — Мадемуазель Марта. — Удивление жителей. — Следователь и его помощник. — Известие об убийстве Поля Редона. — Что заключалось в таинственных чемоданах.
Погребение Мартина Лефера и Грандье происходило в один день и час, в присутствии множества народа. У первого не было родных, одна ключница шла за гробом. А останки второго сопровождали сын и дочь, оставшиеся сиротами без всяких средств к существованию. Сын, едва достигший шестнадцатилетнего возраста, воспитывался в Парижском лицее и теперь шел за гробом с измученным лицом, задыхаясь от рыданий. Дочь была на два года старше. Она машинально двигалась за процессией, вся закутанная крепом, и никак не могла поверить, что обожаемый ею отец и лежащее человеческое тело с простреленным черепом — одно и то же.
По окончании печальной церемонии, когда посторонние разошлись, сироты также покинули могилу. Молодая девушка сказала несколько слов брату, на которые он ответил кивком головы, потом взяла его под руку, и они направились не на виллу Кармен, а в город и, к удивлению всех, вошли в дом Леона Фортена.
Убитые стыдом и горем, старики безмолвно ответили на их поклон.
Девушка медленным движением руки подняла вуаль и сказала:
— Я — Марта Грандье, а это — мой брат Жан!
Старый Фортен-отец не нашелся, что ответить, но жена его, тронутая неподдельной симпатией, сквозившей в прекрасных глазах гостьи, взволнованно произнесла:
— Мадемуазель Грандье!.. Вы!.. Вы здесь!..
— Ваш сын, Леон… месье Леон… обвинен в ужасном преступлении… но он невиновен… я знаю… уверена… И вот, когда все его проклинают и отворачиваются от вас, мы пришли сюда… с разбитым сердцем… но с надеждой, что спасем Леона!
При этих звучавших из глубины души словах у старушки покатились слезы из глаз:
— Невиновен!.. О да, невиновен!
Она бросилась к молодой девушке и крепко, до боли, сжала ее в объятиях.
— Вы считаете моего сына, моего Леона невиновным! Вы его знаете, не правда ли?
— Совсем немного! — отвечала мадемуазель Грандье, милое личико которой озарилось улыбкой. Она замолкла на несколько секунд, покраснела и продолжала с достоинством:
— Каждый день и с давних уже пор… он клал на решетку, идущую вокруг нашей виллы, маленький букет из простых лесных цветов. Эти цветы предназначались мне. Я принимала их, потому что сын ваш был так скромен, так почтителен. Мы ни разу не обменялись даже словом, и я не знала его имени до тех пор, пока он не пришел к отцу по делу. Теперь на нас обрушилось несчастье… Отец завещал нам отомстить за себя.