— Ценой человеческой жизни?
— Так обернулось…
— Что же побудило вас покинуть пост? — спросила Хэнли чуть дрогнувшим голосом.
Маккензи пожал плечами:
— Я… Пришло время. Людей, с которыми я начинал, не осталось. А теперь русские все до одного уезжают. Японцы, вероятно, тоже, да и Нед Гибсон. Когда просочится весть о ракете, станцию, думаю, вообще закроют.
— Закроют «Трюдо»?
— Как минимум на летний сезон, если найдут безопасный способ уничтожить эту чудовищную вещь. — Маккензи покачал головой. — Мы с Косутом бредили «Трюдо». И многим пожертвовали, чтобы воплотить мечту в реальность.
— Вы тоже себя вините?
— Ничего не поделаешь, — вздохнул Маккензи.
— Чем вы будете заниматься? Куда отправитесь?
— Еще не думал. Сказать по правде, я устал.
Хэнли закусила губу.
— Полагаю, другие разделили бы ваши чувства к «Трюдо». Если бы могли.
— Другие?
Хэнли принялась загибать пальцы:
— Юнзо Огата, Минсков, Анни Баскомб, Тараканова, доктор Крюгер, русские моряки, Ди.
Взгляд Маккензи сделался пустым, морщинистое лицо приобрело сходство с валуном, на который экс-директор опирался спиной.
Хэнли опустила руки.
— Если позволите, я бы посоветовала вам на некоторое время отсюда уехать. К примеру, навестить малый «Трюдо», совершить этакое сентиментальное путешествие к дням, когда все было проще.
Маккензи пристально посмотрел на Хэнли:
— Не уверен, что выдержу такую экскурсию.
— А кто говорит об экскурсии? Я предлагаю вам уйти туда до конца сезона. Поселиться в малом «Трюдо».
— На месяцы?!
— Взяться за раскопки.
— Раскопки?
— Прекрасная возможность поразмыслить о прошлом, настоящем и будущем. В катакомбах есть запасы бензина, продуктов, генератор.
— Я подумаю над вашими словами.
— Да что там думать! — Джесси взглянула на часы. — Ули и Немеров готовы препроводить вас туда сию минуту.
Маккензи вытаращил глаза.
— Вы хорошо себя чувствуете?
Хэнли покачала головой:
— В общем, нет. Ди очень много для меня значила. — Хэнли вонзила взгляд в директора. — Так как насчет сентиментального путешествия?
— Я… Вряд ли возня с бензогенераторами и масляными бойлерами принесет мне облегчение.
— Бросайте придуриваться, — устало сказала Хэнли.
— Не понимаю, — после мгновенной паузы произнес Маккензи.
Хэнли отломила веточку низкорослого кустарника и повертела в пальцах, вспоминая, как Ди нравилось бывать в гербариуме.
— Я тоже не понимала, — призналась Хэнли. — Пока Джек не рассказал мне о душах эскимосов. О том, что у них по две души. Вечная и смертная. Думаю, у вас две души, доктор Маккензи. Одна из них прекрасна. Другая… оставляет желать лучшего.
— Прошу вас объясниться. — Лицо Маккензи приобрело напряженное выражение.
— Джек не пожертвовал бы собой ради Алекса Косута. Он превратился в козла отпущения лишь ради вас. И он это сделал. Он забрал в пустыню все ваши грехи. Отвел подозрение от вас, подставив себя. Мне бы хотелось думать, что все обстоит именно так. Не могу поверить, что вы погубили его и вынудили уехать. Интересно, осознаете ли вы, насколько он был вам предан? Даже мне он говорил, что они с Косутом — единственные, кто хотел, чтобы Анни замолчала.
Хэнли подождала возражений и не дождалась.
— Джек сказал, что попросил Алекса Косута отговорить Анни от обнародования сведений о брошенной ракете. Неправда, он никогда бы не пошел к Алексу. Он пришел к вам, своему учителю, к человеку, для которого он построил станцию. А вот вы как раз и отправились к Алексу, своему старейшему другу по «Трюдо». Вы убедили его, что Анни Баскомб ставит под угрозу все, во имя чего существует станция. И он согласился вам помочь… Нет, не убить Анни — припугнуть. Очень сомневаюсь, что метеоролог Алекс сумел решить задачку шамана и уж тем более изготовить порошок из бледных водорослей. Все это сделали вы — и отправили его на задание. Вы были уверены, что Алекс не переживет смерть любимой женщины. Таким образом вы избавились от двоих, знавших про ракету. Третьего, Джека, вы пощадили. Вы не сомневались, что он скорее язык проглотит, чем что-то сболтнет о вас или ракете. Вы успокоились. И вдруг Ингрид Крюгер начала собирать сведения о последних неделях жизни своей любовницы. Пришлось и с ней покончить. «Так обернулось», не правда ли?
Маккензи прикрыл веки, чтобы не видеть глаза Хэнли, горящие ненавистью. Она продолжала: