Адмирал заметил, что среди гостей имеются люди, не принадлежащие к военному ведомству. Подобная пересортица вошла в моду недавно и имела целью улучшить имидж Министерства обороны.
Столики с закусками содрогались под напором необъятных животов. Вилки неловко накалывали колбаски и ломтики ветчины. Тарелки опасно колыхались, когда их обладатели, опережая друг друга, тянулись за лакомыми кусочками.
Именитый историк и авторитетнейший художественный критик уединились в углу для чрезвычайно откровенного обмена мнениями, столь популярного среди интеллектуалов — любимцев режима. Гременов, историк, казалось, испытывал угрызения совести: он теребил нижнюю губу большим и указательным пальцами. Руденко вспомнил шутку: «Кто такой русский историк? Предсказатель прошлого» — и подумал, что острая сталь в сто раз лучше дубины.
Разве можно было представить, что все достанется таким посредственностям, как эти двое? Время милосердно сгладило в памяти ужасы сороковых годов, и Руденко то и дело размышлял, не жилось ли тогда, в СССР, легче, нежели сейчас, в царстве лицемеров, гоняющихся за жалованьем и размахивающих кредитками, пока новые капиталисты растрачивают национальные богатства и разваливают производство, а правительственные шишки снимают сливки в виде миллиардных взяток.
Залпом выпив водку, адмирал поставил рюмку на поднос проходившего мимо официанта, улучив момент, послал легкую улыбку министру и постучал по стеклу наручных часов, мол, срочное дело. Он действительно спешил. Ему позвонил Панов: «Одного из наших двоюродных братьев не было дома всю ночь. В семье волнуются». Они договорились встретиться у адмирала без пятнадцати три.
Министр благосклонно кивнул, и адмирал, выскользнув из банкетного зала, поднялся по черной лестнице на четвертый этаж в свой кабинет. Взяв пальто, он похлопал по карманам, проверяя содержимое (привычка пожилого человека), и крикнул в открытую дверь адъютанту, чтобы тот велел шоферу подогнать машину к гастроному на Смоленской.
Руденко спустился по широкой парадной лестнице и вышел на улицу, надев форменную фуражку и перчатки. Холодный воздух бодрил. Все утро адмирал провел в душной комнате, слушая бесконечный спор по поводу авианосца нового поколения. Информация о том, что американцы вот-вот заложат очередной плавучий аэропорт, сподвигла высокое начальство на предложение построить российский аналог. В результате начался дележ шкуры неубитого медведя, а именно: какому флоту достанется суперсовременное судно?
Высокие широты, в которых действовал Северный флот, избавили Руденко от участия в раздоре. Командующий Балтфлотом также по понятным причинам отказался от притязаний. Вести борьбу за авианосец продолжали командующие Тихоокеанским и сильно урезанным Черноморским флотами. «Теоретики! — подумал Руденко. — Поток государственного финансирования после трагедии „Курска“, спровоцированной самой же системой, почти иссяк. Последние ручейки средств перераспределяются или растворяются в неизвестности. Заброшенные суда ржавеют в доках, подчиненные сбывают субмарины южноамериканским наркокартелям, а эти дуралеи предаются мечтам о том, как вернут ВМФ былую славу. Смех!
И вообще, кому нужны сложные по конструкции взлетные полосы, когда под рукой истребители с вертикальным взлетом? Спесивость военно-морской верхушки и думских бюрократов не имеет разумного объяснения. Эти деятели пыжатся от самодовольства, нимало не смущаясь фактом гибели „Курска“ — великого символа военного паритета с Западом, противолодочного корабля, почти такого же огромного, как авианосец, которым они бредят. Едва держась на плаву, они все тщатся догнать и перегнать Америку. Идиоты! Солдаты побираются на улицах, матросы голодают в кубриках, а командиры тратят время и силы на фантазии о колоссальном плавучем аэродроме с атомным двигателем!» Руденко полной грудью вдохнул свежий воздух.
Полвека ВМФ делал ставку на подводные лодки. У самого Руденко под началом находилось двести субмарин. Теперь во всем ВМФ насчитывалось шестьдесят подлодок, из которых лишь двадцать на что-то годились. Не было денег достроить заложенный несколько лет назад авианосец, и его предлагалось продать Индии. Тем не менее правящая верхушка требовала модернизировать флот по образцу американского. Депутаты неутомимо повторяли, что подобная мера упрочит международное положение государства, разомнет русские мускулы и повысит национальное самосознание. Они явно рассчитывали с помощью этой риторики добиться переизбрания. Совершенно ясно, что чертежи «Киева» вынырнули из тайников бюрократического аппарата.