– Кстати, почему бы тебе не сколоть лед с этой штуки где-нибудь в другом месте? Уверяю, никто не будет против! А затем подвесишь ее над котлом электростанции? Там достаточно тепло. Курица или говядина размораживается там за десять часов.
— Я знаю, – заявил Блэр, отложив ледоруб и молот, чтобы можно было свободно жестикулировать, а его маленькое тело напряглось от волнения и серьезности, — но это дело слишком важное, чтобы рисковать. Таких находок не было раньше, и, думаю, никогда больше не будет. Это единственный шанс, который когда-либо будет у человечества, и им нужно распорядиться правильно. Я должен препарировать эту штуку и протравить в формальдегиде, пока ничего не случилось. Придется немедленно провести микроскопические наблюдения. Помнишь, мы как-то ловили рыбу в море Росса? Она замерзала почти сразу же, как только ее вытаскивали на палубу, и оживала, когда мы медленно ее размораживали. Низшие формы жизни не умирают при быстром замерзании и постепенном размораживании...
— Ради всего святого, уж не думаешь ли ты, что этот монстр оживёт? — взревел Коннант. — Ты хочешь, чтобы он ожил? А ну пустите меня туда! Я покрошу это исчадие ада на сто тысяч кусков...
— Нет! Стой, идиот! — Блэр вскочил, чтобы преградить Коннанту дорогу к своей драгоценной находке. — Только низшие формы жизни! Ради всего святого, послушай меня! Высшие формы жизни при таких условиях не выживают... Подожди минутку! Подожди же! Рыба оживает после замораживания потому, что представляет собой низшую форму жизни. Отдельные клетки ее организма могут восстанавливаться, и этого достаточно, чтобы вернуть рыбу к жизни. Любые высшие формы в такой ситуации погибнут. Несмотря на то, что отдельные клетки выживут, сложный организм умрет, потому что для жизни ему необходима согласованная, связанная работа всех клеток. А такие связи не восстанавливаются. Поэтому оно будет не менее мертво, чем был бы мёртв человек.
— Лучше уж оно будет мёртвым, чем живым. А мёртвым оно мне нравится больше. — Категорично заявил Коннант. — Дай-ка мне ледоруб.
Гэрри положил руку ему на плечо.
— Подожди-ка минуту, Коннант. Я хочу понять. — Начальник экспедиции повернулся к Блэру.
— Я хочу кое-что прояснить: я согласен с тем, что нам не стоит размораживать это существо, если есть хоть малейший шанс, что оно оживет. Но я не представляю себе, откуда может взяться этот шанс.
Сидящий на кровати Коппер вытащил трубку изо рта.
— Нет. Блэр говорит слишком формально. Это существо мертво. Мертвее сибирских мамонтов. Потенциальная жизнь — это как атомная энергия; она может и есть, но никто её ещё не обнаружил, и у нас есть всевозможные доказательства того, что живые существа не оживают после заморозки. В чём смысл, Блэр?
Маленький биолог задумчиво кивнул.
— Дело в том, — начал он обиженным голосом, — что отдельные клетки, выжившие при правильном размораживании существа, могут отразить особенности жизнедеятельности организма в целом. Мышечные клетки человека, например, живут ещё несколько часов после его смерти. Вы же не станете называть труп зомби или что-то в этом роде просто потому, что волосы или ногти продолжают расти? Так что, разморозив это создание подобающим образом, мы сможем узнать из какого оно мира. Мы не знаем и не можем знать, явилось ли оно с Земли, Марса, Венеры или из другой галактики. Но если мы обнаружим, что его клетки созданы для сухого и прохладного климата, мы сможем догадаться, что это Марс или подобная ему планета. Если они подходят для жаркого и влажного климата, значит мы будем ломать голову над тем, из какого же он мира.
— Можно, конечно, разморозить курицу в кастрюле с помощью паяльной лампы или струи горячего пара, но я не думаю, что кто-то из вас хочет, чтобы этот цыпленок был приготовлен и подан на...
— Заткнись, паскуда. Боже, ну и мысли! — Беннинг, авиамеханик, аж позеленел.
— Хорошо, тогда не предлагайте мне размораживать его над котлом электростанции, как мы делаем это с говядиной или цыплятами. Его нужно оттаивать в теплом помещении в течение ночи. Я сколю этот лёд, и мы сможем поместить его в космической лаборатории.
— Тогда давай, убирай эту тварь с моего стола! — рыкнул Киннер. — Но оберните его брезентом. В одежде оно или нет, выглядит оно уж слишком отталкивающе.
— Кажется, Киннер начинает закипать, — съязвил Коннант.
Киннер поднял глаза на физика.
— Хорошо, здоровяк, и о чем ты брюзжал минуту назад? Если хочешь, можем эту очаровашку рядом с тобой посадить.
— Его физиономия меня не пугает. И, хотя возможность просидеть с ним целую ночь не радует, я всё же собираюсь это сделать.
Киннер усмехнулся.