Пока гипс затвердевал, Редон вошел в дом; вежливо объяснив монахине причину своего вторжения, он заглянул в комнату убитого. Как снаружи, так и внутри сего жилища порядка не наблюдалось: везде лежала пыль и клочьями висела паутина. В алькове, в складках полога кровати журналист увидел паука, который уже заканчивал реставрировать свои сети.
«Не исключено, что паутина порвалась в момент убийства, — размышлял журналист-сыщик. — Убийца наклонился над кроватью, занес над жертвой руку с кинжалом и задел за паутину».
Редон попробовал воспроизвести эту сцену: он наклонился над кроватью, потом резко выпрямился. Получалось, что человек его роста задевал за паутину, а несколько более высокий должен был стукнуться рукой о верхнюю раму полога, паутина, следовательно, осталась бы цела. Итак, внешний облик убийцы постепенно прояснялся.
Молодой человек продолжил обследование комнаты, открывая ящики, изучая следы на пыли, но ничего интересного больше не нашел и уже собирался уходить, как вдруг почувствовал под ногой что-то твердое. Он наклонился и поднял пуговицу, обыкновенную брючную пуговицу, которая, по всей видимости, оторвалась не сама, но была вырвана с мясом — в месте пересечения ниток виднелся маленький кусочек ткани. Пуговица была крупной, имела необычную форму, на ней полукругом располагались слова: «Барроу Т., Лондон», что, безусловно, означало имя портного и его адрес.
«Значит, — размышлял Редон, — этой ночью или рано утром сюда приходил некто, заказывающий свои костюмы в Лондоне. Не думаю, что это были члены магистрата, и, тем более, мой бедный друг Леон. Черт возьми! Неужели убийца — англичанин? Ну что же, пойдем поглядим, готовы ли слепки».
Он бережно завернул пуговицу в платок и бегом спустился по ступенькам. Гипс к этому времени уже схватился. С бесконечными предосторожностями Поль руками расчистил землю и вытащил два великолепных слепка следов, во всех деталях воспроизводивших подробности оставившей их обуви. Это были, вне всякого сомнения, ботинки английского производства, ботинки, рассчитанные на длинную, плоскую и узкую ступню, которой англичане чрезвычайно гордятся, как национальным отличительным признаком. Журналист был невероятно рад. Он держал в руках конец путеводной нити, конечно, еще очень тонкой и хрупкой, но достаточной, чтобы продолжать расследование.
«Ну что же, — потирал руки Редон, — это англичанин, а раз англичанин, то он должен жить в Сен-Жермене. Быстро туда!»
Не теряя ни минуты, он отправился за наемным экипажем. В ожидании лошадей по возможности привел себя в порядок и набросал несколько строк для помощника прокурора: «Не имею возможности присутствовать при обыске. Иду по настоящему следу. Подробности завтра в прокуратуре. Повторяю: берегитесь попасть впросак! Ваш Редон».
Через несколько минут Поль уже катил в Сен-Жермен. Приготовившись обойти все отели, он, поразмыслив, решил начать с самого шикарного — «Генрих IV». Редон заявился в знаменитый отель в плачевном виде, но поскольку его там хорошо знали, то впустили и только с любопытством на него поглядывали. Сердечно поздоровавшись с директором гостиницы, журналист отвел его в сторону:
— Не останавливался ли у вас некий джентльмен примерно моего роста, с длинной темной бородой, обладатель ноги… английского образца, скажем так?
— У нас проживал только один англичанин, отвечающий этому расплывчатому описанию, но…
— Он уехал?
— Да, три часа тому назад.
— Ах, какая досада! Адреса, конечно, не оставил?
— Уехал в Лондон, как я понял.
— Можете сказать мне хотя бы его имя?
— Безусловно. Его зовут Фрэнсис Бернет. Приехал из Индии и здесь оставался не более трех недель.
— Спасибо! Как жаль, что я его упустил! У меня к нему дело, не терпящее отлагательств. Могу я поговорить с обслуживавшим его лакеем?
Знаменитому репортеру столичных газет отказа не было ни в чем. Директор приказал немедленно позвать номерного лакея Феликса и предоставил его в полное распоряжение Поля. Наедине с лакеем Редон вытащил из кармана два луидора, положил их на ладонь Феликса и спросил без обиняков:
— Скажите, вы ведь знаете, что подчас у меня бывают странные фантазии, даже причуды?
Тот ответил серьезно, как хорошо вышколенный слуга:
— О, месье вправе иметь любые фантазии, какие ему вздумается.
— Я нашел сегодня утром брючную пуговицу, — продолжал журналист легким тоном, хотя сердце прыгало у него в груди от волнения, — причем в таком месте, где она никак не должна быть. Подозреваю, что хозяином пуговицы является господин Бернет, и это, признаюсь, меня сильно задевает.