У него имелся план — открыть бар в центральной части Санта-Крус, как можно ближе к вымышленному офису Максвелла Лейна. Под вывеской «Ледяной город», разумеется. Внутри — книги, фото людей, с которыми Максвелл вел воображаемые разговоры, их книги, картины и что угодно еще. Мартин еще не продумал проект во всех деталях, но центральной идеей был мир Максвелла Лейна. И — никаких упоминаний об А. Б. Эрли: учитывая ее нелюбовь к публичности, Мартин полагал, что она только одобрит это. Он хотел, чтобы Рима поговорила с А. Б. Эрли насчет финансового участия в этом деле. Важно, чтобы предложение исходило от кого-нибудь из близких.
При этом — ни малейшего давления на Риму. Конечно, она тоже может вложиться с самого начала. Мартин не просил — он предлагал ей такую привлекательную возможность. Дело стопроцентно выгодное. Знает ли Рима, сколько народу приезжает в Санта-Крус, чтобы пройтись по местам, описанным у Аддисон, найти дом и офис Максвелла? Можно поговорить обо всем этом при личной встрече или по телефону, как больше нравится Риме.
Ей не нравилось ни то ни другое. Но она ничего не ответила. Ее правилом было не писать электронных писем после полуночи, а если уж не удержался и написал — хотя бы не отправляй.
Золотое правило. И применимое, сверх того, и к бумажным письмам.
Глава двенадцатая
В ту ночь Рима видела третий сон с Максвеллом Лейном. Они гуляли по пляжу около «Гнезда». Звезд видно не было, но от воды исходило колдовское зеленое свечение. Волны-изумруды разбивались о берег.
Невдалеке от него на мерцающих зеленых волнах покачивался кораблик. На палубе стоял человек, но Рима едва различала лишь его неясные очертания. Он оглядывал пляж в подзорную трубу, слева направо, так, словно искал кого-то конкретно.
Даже во сне Рима вспомнила, что корабли снятся к смерти. Линкольну снился корабль накануне убийства — по крайней мере, так говорили. Рима чувствовала, что человек на палубе может оказаться ее отцом, который решил попрощаться. Но тут подзорная труба уставилась прямо на нее, и Рима поняла: не он. Жутко было сознавать, что этот человек может видеть ее, а она его — нет. Вокруг кораблика вздымались волны, которые превратились в зеленые башни с орудийными башенками, те — в небоскребы с окнами, а небоскребы — в фотографию серых зданий центральной части Кливленда.
Максвелл ступил в фотографию, одновременно повернувшись и протянув руку Риме, — и так и замер с протянутой рукой. Рима попыталась шагнуть следом за ним, хотя и не желала оказаться в снимке, — оставаться снаружи ей тоже не хотелось. Но туда, куда вошел Максвелл, путь для Римы был закрыт.
Она все еще испытывала страх, но теперь уже больше за него. Кто-то пытался прикончить Максвелла чуть ли не в каждой проклятой книге. Сколько еще удача будет сопутствовать ему? Рима не могла спасти его — ей еще никого не удалось спасти. Переживание было настолько острым, что она проснулась.
И оказалась в Шейкер-Хайтс, в своей спальне, оклеенной обоями с желтыми розочками; мама звала ее к завтраку. Вот ведь кошмарный сон, подумала Рима, хорошо, что он закончился, и тут мама позвала Оливера — значит, она не знала про Оливера! Необходимость все ей рассказать выглядела столь ужасной, что Рима проснулась.
Она лежала в своей постели в «Гнезде», Оливера не было, но теперь не было и мамы. Разочарование было ужасным. Руки Максвелла обвили ее, он шепнул: «Ты думаешь, что я настоящий, просто потому, что я здесь». Но когда она повернулась к нему, подушка рядом с ней оказалась пустой.
Теперь Рима проснулась уже окончательно. Было четыре утра. Но когда она в конце концов открыла глаза, выяснилось, что еще только три, и не было абсолютно никаких шансов узнать, где закончился сон и закончился ли он вообще.
(2)«Вы думаете, что я настоящая, просто потому, что я сижу напротив».
А. Б. Эрли, интервью в «Роллинг стоун», № 372 (июнь 1982) (3)На следующее утро Рима завтракала со Скорч, Коди и газетой «Гуд таймс». На Скорч были обтрепанные до дыр брюки — словно их пожевала одна из такс. Рима никогда не надела бы такие, потому что в одну из дырок непременно провалились бы ключи.
Скорч на пляже попали в голову теннисным мячиком и испортили ей настроение.
— У парня были такие прыгучие штуковины, — объяснила она Риме. — Такие гибкие штуковины, швырялки для собак, можно сильнее швырять мячик.