Выбрать главу

За ланчем они перегрызлись опять — из-за пластикового уплотнения на банке с арахисовым маслом. Рима хотела просто срезать его, а Оливер предлагал воткнуть в него нож, чтобы услышать хлопок. В общем-то, Риме было все равно — теперь ей просто нравилось доводить Оливера до слез, раз это так хорошо выходило. Мама отобрала у них банку, велев сесть в гостиной и играть в особенную игру: не разговаривать и не трогать друг друга, пока она не разрешит. Покажите, что вы взрослые люди, способные владеть собой, сказала она, и тогда я научу вас, как стать шпионами. Такими же, как я.

— Ты не шпион, — всхлипнул Оливер.

— А ты уверен?

— Ты же мама… — Но теперь в его голосе звучало сомнение.

Взять «Пугало и миссис Кинг» — там ведь была женщина-шпионка! И дети ее ничего не знали, хотя, если честно, они были тупы как пробки. Сколько раз должна мама не явиться к обеду, прежде чем ты что-то заподозришь? (Отец-то вполне мог быть шпионом. Наверное, и был им. Кого бы это удивило?) Оливер проследовал за Римой в гостиную и уселся как можно дальше от нее.

Мама вернулась, неся поднос, покрытый кухонным полотенцем — белым в красную полоску. Это такая игра для подготовки шпионов, объяснила она, которая описана в книге Киплинга «Ким»: позже, перед сном, она им почитает эту книгу. Бабушка читала ей «Кима» в детстве и научила ее этой игре.

— Бабушка не шпион, — возразил Оливер. — Она воспитатель в детском саду.

Рима чуть было не сказала, что он проиграл, — ведь мама еще не разрешала им говорить. Но ей уже наскучило доводить Оливера до слез.

В новой игре надо было запоминать, что лежит на подносе, когда с него снимали полотенце, а потом перечислять предметы, когда полотенце возвращали на место. Рима до сих пор могла назвать многое из того, что лежало на подносе тогда, в первый раз. Банка с арахисовым маслом и жеода. Римин браслет и Римина зубная щетка. Игрушечный Оби-Ван Кеноби Оливера и его же карточка с «Малышами из мусорного бачка». Пузырек с маслом для медитации. Сережка с жемчужиной. Открытка, присланная отцом из Аргентины, где не так давно шла грязная война. Рима как-то спросила его, почему одни войны грязнее других, но внятного ответа не получила.

Оливеру с Римой игра понравилась. Они играли в нее несколько раз в тот день и часто потом, раскладывая предметы друг для друга, если мама была занята. Чем чаще побеждал Оливер, тем больше ему нравился шпионаж. Он стал неисправимым любителем подслушивать на много лет вперед, может быть даже до конца жизни. И конечно, он знал о Риме гораздо больше, чем та могла сказать с ходу.

Рима помогла Тильде перенести вниз книги. Теперь все двенадцать лежали на полу, ожидая упаковки и отправки по почте. После этого Рима пошла к себе и сразу же обнаружила свои заметки в первом же месте, куда ей пришло в голову заглянуть, — в ящике с носками. Она закрыла глаза, припоминая, что увидела в обувной коробке, потом открыла их и записала:

Старые газетные вырезки; по крайней мере, самая верхняя — с отцовской подписью.

Билеты в кино.

Небольшая спиралевидная раковина.

Приглашение на свадьбу ее родителей.

Исписанная салфетка из бара.

Крохотные пластмассовые сладости из кукольного домика: тортик, три коржа, шоколадная обсыпка.

Стакан для виски, красного стекла.

Рима просмотрела весь список. Настоящий детектив постарался бы узнать, что написано на салфетке и какие именно газетные статьи Аддисон пожелала сохранить. Но Рима увидела достаточно, чтобы все четко представить себе. А увидела она следующее: коллекцию предметов, собранную влюбленным человеком — безответно влюбленным.

Она положила бумаги обратно в ящик с носками. Давние дела: Аддисон сильно изменилась с тех пор. Богатая, чертовски успешная писательница. Богатая, чертовски успешная, незамужняя писательница. Во всех интервью и статьях, которые читала Рима, не было и намека на постоянного партнера, да и вообще ничего о семейном положении Аддисон. Из этого, конечно, не следовало прямо, что Римин отец безнадежно разбил ее сердце. Аддисон была очень скрытным человеком.

Такое расследование требовало более крепких нервов. Рима сказала то, чего теперь хотела бы не говорить, в стремлении увидеть то, чего теперь хотела бы не видеть. Точка. Дело закрыто.