Я купила «Больничные кровати» на благотворительной распродаже. Мне нравится, когда в книгах есть рецепты, так что мне очень понравились Ваши «масляные пирожные». Но «полторы палки масла» меня удивили. Разве нельзя было дать более точное указание? Кто же измеряет масло в палках?
Поэтому мой интерес к книге резко упал. Я не собираюсь дочитывать ее, пока не узнаю от Вас про количество масла.
Кэндейс Адамс, Патерсон, Нью-ДжерсиПо радио Натали Мерчант умоляла родину покачать ее колыбель.[64] Капли дождя падали на дорожку, вода в купальне для птиц покрылась рябью. Рима уселась со своей чашкой за стол, где еще стояла чашка Тильды вместе с тарелкой, и жидкость из заварочного шарика стекала на остатки тостов. Рима лениво подумала о том, что за чай нужно приготовить для сына-который-приедет-к-обеду-но-не-столько-из-за-тебя-сколько-из-за-малосимпатичной-тебе-девушки.
Рядом с тарелкой Тильды лежал номер «Сентинела», слегка влажный по краям и сложенный так, что фотография Аддисон оказалась сверху. «А. Б. Эрли: гранд-дама убийства», — гласила подпись. То ли из-за игры света, то ли из-за угла, под которым падал Римин взгляд, зубы Аддисон казались просто лошадиными.
Рима поняла, что смотрит на стол так, будто это загадка, в которой надо разобраться, — что заключают в себе тарелка, чашка, газета? Как, должно быть, утомительно вот так смотреть на мир. И как трудно перестать делать это, однажды начав.
Несмотря на вчерашние открытия на чердаке, несмотря на сегодняшнее чтение писем, Рима еще больше утвердилась в своем решении бросить игру в детектива. И была почти уверена, что бросила. Собрав посуду — вероятные улики, — она положила ее в посудомоечную машину и села за стол, чтобы почитать про Аддисон.
Предполагалось, что статья служит анонсом к речи Аддисон перед библиотекарями — «Грани воображаемого», — но большую часть ее занимала биографическая справка. Особый акцент делался на роли Санта-Крус в жизни писательницы: ее отец-рыбак (все местные знали, что в действительности это ее дядя), ее работа в этом самом «Сентинеле»… Единственный абзац, в котором Аддисон цитировалась прямо, выглядел притянутым за уши. Приводились ее слова о том, что 11 сентября стало испытанием, которого американская система управления не выдержала, и что еще одна подобная атака уничтожит все остатки демократии в стране. Как люди не понимают, что нынешние правители способны устроить еще и не такое, если почувствуют угрозу своей власти?
«Разделяет ли Максвелл Лейн ваши политические взгляды?» — задал вопрос репортер.
«Как и всякий настоящий патриот. Он ведь теряет свои неотъемлемые права».
Собаки устремились на звук открываемой калитки — лающе-рычащий клубок. Рима встала посмотреть, кто пришел. У порога стоял Кенни Салливан, в почтальонском плаще и с почтальонской сумкой. Увидев Риму, он помахал рукой, чтобы та открыла ему, но ее опередила Тильда. Отряхиваясь от капель, Кенни протянул Тильде почту. Собаки весело вились у его ног. На самом верху лежал мокрый конверт без печати, без адреса и без имени отправителя.
— Это было в ящике, — объяснил почтальон.
Рима взяла конверт. Внутри его, похоже, было что-то более объемистое, чем листки бумаги. Рима протянула конверт между пальцами: определенно, что-то было.
— Чаю? — спросила Тильда у Кенни.
— Не откажусь. Там чертовски холодно и мокро.
Кенни выбрал черничный. Все трое уселись за стол.
— Как она жутко тут выглядит, — заметил он, увидев портрет Аддисон; Рима, прочитав газету, сложила ее обратно.
— Мартин приедет сегодня к обеду, — сказала Тильда. — И останется на ночь.
Похоже, Кенни осознал всю важность события.
— Что приготовите?
— Макароны с сыром, а сверху — апельсиновый порошок. Почему-то он страшно полюбил эту гадость. Я бы лучше сделала что-нибудь существенное. Салат, например, с крабовым мясом и тостами. Что-нибудь простое, но с крабовым мясом.
— Ага, — одобрил Кенни. — Только крабовое мясо лучше положить в омлет. Омлет на завтрак, с крабовым мясом и авокадо. А салат — с хикамой и корольками.
Между тем Рима вскрыла конверт — он промок настолько, что можно было отвернуть клапан не надрывая. В сложенный листок бумаги была завернута странная штуковина — черная ленточка из прорезиненной материи, сужавшаяся к концам, которые, вероятно, были когда-то связаны вместе. На листке было выведено печатными буквами: «Я ЗНАЮ, КТО ВЫ». И все.
Тильда взяла у Римы ленту, а Кенни — конверт и листок бумаги.
— Ну, по крайней мере, не сибирская язва, — сказал он. — Когда почтальон видит такое, это первое, о чем он думает.