Глядя на то, как ярко загорелись в ночной темноте глаза юной Юмихимэ, с трудом подавил в себе усмешку мнимый колдун: верит это дитя, будто с помощью той же магии духов, что исцелила солдат её отца, сможет она обрести счастье. Что же, не стоит её разубеждать: чем сильнее верит она, тем больше шансов на осуществление задуманного плана.
Сейчас требовалось вновь колдуном прикинуться – и приказал Сибори:
- Не могу я увидеть покуда, что мешает ему полюбить вас. Но могу я это узнать – с вашею помощью, и никак иначе.
- Что же я должна сделать? – спросила девочка, комкая в руках лёгкую ткань широких рукавов. Лис, осмотревшись, указал на распустившийся у воды ночной цветок:
- Взгляните; этот цветок так же прекрасен, как вы. Прежде всего – сорвите этот цветок, и пусть он станет символом вашего сердца.
Покорно бросилась Юмихимэ к самой воде, срывая нужный цветок, с которого тотчас вспорхнула, врезавшись в грудь её, ночная бабочка. Но даже не вскрикнула юная госпожа: похоже, посчитала она это частью некоего ритуала. Стараясь как можно увереннее казаться, Сибори вновь огляделся:
- Теперь нужно развести огонь – не здесь, разумеется. Не хотелось бы, чтобы выгорел столь прекрасный сад; пойдёмте на задний двор.
Пусть уже не хранила земля следы некогда нарисованных на этом месте молодым лекарем «магических» символов, он легко очертил новые, собирая малые обломки и ветвей и складывая их. Не нужно, чтобы горело долго: надобно лишь убедить девочку в том, что нечто магическое происходит на её глазах.
Молодая госпожа протянула цветок, и Сибори задумался: как же извлечь огонь? Найдя выход, приказал он девочке:
- Теперь разожгите. Это должны сделать вы: пусть огонь станет символом вашей любви к будущему супругу.
Покорная, как дитя, юная госпожа удалилась – лишь затем, чтобы после вернуться из дома со всем необходимым. Закатав рукава, дабы те ненароком не попали в маленький костерок, Юмихимэ высекла искру – и заплясало робкое пламя, постепенно разгоравшееся и поглощавшее цветок. С благоговением смотрела молодая госпожа на лиса, что так легко произносил слова на незнакомом ей языке, столь походящие на неведомые заклинания. Прекрасно, что столь доверчива юная Юмихимэ: будет легче ввести её в заблуждение подобными красивыми действиями.
Сибори не заканчивал говорить на чуждом языке до тех пор, пока не обратился прекрасный цветок в пригоршню пепла. Наконец, угасло пламя, и с волнением спросила дочь господина Курокавы:
- Получилось?
- Слабо верится в то, что духи поведали мне, - как можно высокопарнее завёл Сибори, и Юмихимэ вся напряглась в ожидании. Нарочно сделав небольшую паузу, молодой лекарь словно бы запнулся, не в силах молвить и слова. Затем же завершил речь свою:
- Духи сказали: не любит он вас потому, что уже отдал своё сердце другому человеку. И человек тот духами охвачен: те духи терзают его тело, но взамен дают любовь господина Кадани.
Разом стало белее лицо юной госпожи, которое безо всей той краски, что наносилась на него днём, вовсе казалось детским:
- А можно ли изменить это, скажите мне?
- Нет ничего необратимого в природе, вопрос лишь в цене того, чем надлежит пожертвовать, - улыбнувшись, заговорил Сибори. Молодая госпожа вновь приложила руки к груди:
- Я сделаю, что пожелаете!
- Хорошо, - кивнул Сибори, и устремил взгляд своих светлых глаз на Юмихимэ. Та приготовилась внимать речам «колдуна», и не стал Сибори её разочаровывать:
- Не смейте никому рассказывать о том, что я скажу вам сейчас. Вам придётся выманить духов, что опутывают сетями любви господина Кадани, на себя; будут они вас мучить и истязать, но взамен получите вы желаемое. Ровно через два месяца он забудет свою прежнюю любовь, и станете вы для него единственной.
Склонила голову молодая госпожа:
- Но как выманить духов? Я ведь не умею колдовать.
- Не беспокойтесь, я всё сделаю, - улыбнулся Сибори. – Я принесу в вашу спальню особые цветы; даже когда они увянут, не выбрасывайте их. Они – знак, что манит к себе духов. И ещё: чем меньше вы будете говорить, тем быстрее подействует колдовство моё.
Вновь сверкнули решительностью глаза юной девушки:
- Тогда я вообще не стану говорить!
- Как пожелаете, моя госпожа, - старался Сибори оставаться серьёзным, пусть в душе и смешила его подобная доверчивость юной девы. – Я же покуда постараюсь выяснить для вас, кто этот человек; если смогу я отыскать его, то гораздо легче станет даровать вам любовь господина Кадани.
========== Глава XV: “Если ты того хочешь…” ==========
Никогда до сего дня молодому лекарю не снились сны: столь уставал он в течение дня, что просто проваливался в некую чёрную бездну без единой яркой картины. Но сейчас что-то переменилось – и скорее почувствовал он, чем в самом деле увидел, чьё-то присутствие, как если бы этот неведомый человек неслышною тенью проскользнул куда-то в самую глубину сердца и разума…
- Открой глаза.
Послушно разомкнулись веки молодого лекаря, и понял он: кругом не та комната, где он засыпал, а некое подобие цветущей поляны. Вкруг неё выстроились стройные стволы деревьев, и сквозь тесно сплетшиеся ветви проникали лишь самые настойчивые лучи розовато-красного солнца. Листва их была зелена, точно и не заметили они наступления осени. Лишь странною тенью казался в этом золотистом сиянии мужчина, стоящий на границе поляны. Пересохло в горле – и с трудом Сибори сумел спросить:
- Шигэру?
Столь знакомое лицо казалось встревоженным и измождённым. Неужели ему снова тяжело и больно, и снова он не может обрести покой? Ведь он так хотел отдохнуть от своих прежних трудов…
- Ты уверен, что хочешь этого?
- О чём ты? – не понял чужих слов Сибори, приподнимаясь на влажной траве, усеянной поверху ковром летних, удивительно ярких цветов. Под рукою невольно осыпался, почернев, бутон, словно одно прикосновение обратило его во прах.
- Ты снова желаешь перейти эту грань? Снова хочешь разрушить чужие жизни?..
Сердце зашлось в безумном биении, и боль пронзила всё его существо изнутри. Молодой лекарь не нашёл в себе силы встать, будто бы что-то влекло его к влажной от росы земле. От росы ли она влажна – или от слёз, что невозможно было остановить?
- Ты ненавидишь меня?
Неторопливый шаг вперёд – и Сибори попятился, не понимая, отчего им овладела подобная слабость. Наверное, слишком настоящим казался сейчас взгляд Шигэру, немой вопрос, застывший в этих глазах цвета угля, цвета безлунной ночи. Вздох вырвался из груди вместе со всхлипом – мнимый колдун уже успел позабыть эти черты, соскучиться по каждой из них.
Волос коснулась грубоватая ладонь, и Сибори, не глядя, ухватился за неё, прижал к своей щеке. Знакомый запах чужих страданий, запах трав, что призваны облегчить боль умирающих от какой-либо хвори пациентов.
- Я не могу тебя ненавидеть. Что бы ты ни сделал, мне сложно ненавидеть тебя.
В эти мгновения жалел Сибори, что не привык он жить по велению духов, как иные суеверные простолюдины; сейчас бы разом стало ему легче дышать, и приятнее понимать: Шигэру не злится, и он простил своего любовника за то, что посмел тот распорядиться его жизнью. Ведь полагают жрецы, что во время сна способен даже простой человек перейти на ту сторону Отражённых Небес, и повстречать тех, кто давно уж покинул сей мир. Но слишком уж хорошо знал Сибори: нет в человеческом теле такой субстанции, что могла бы незримо перейти в иной мир. Есть лишь разум, из которого и проистекают сны, и им подобные видения…
- Бедный мальчик. Тебе ведь плохо одному, - настойчиво шептал такой родной, уже успевший отчего-то забыться голос. – Этого ли ты хотел? Этого ты хочешь теперь?
Сердце в груди трепыхалось, словно захлёстываемое волнами. Не глядя в глаза возлюбленному, Сибори плакал, вдыхая аромат знакомых целебных трав. Почему этот глупец не отпустил его тогда, когда вздумалось лису покинуть родной дом? Ответ кружил где-то рядом, будто легкокрылая бабочка, но находиться вовсе не желал.