Маг подошел ближе и аккуратно извлек из плотно сжатых пальцев Хагена коробочку. «Значит, мы путешествуем? — усмехнулся Аль-Хазрад. Не трудно было догадаться, куда направляется король Беота. На встречу с Арвеном. — Надо признать, я недооценил тебя, Хаген сын Дагмара. Но все можно исправить…»
Маг осторожно вдохнул маленький шарик порошка, и окружающий мир вдруг осветился мириадами огней, наполнился множеством звуков и незнакомых запахов. Необыкновенная легкость охватила «могильщика». Он почувствовал непреодолимое желание выйти из своей бренной оболочки. Одновременно колдун увидел, что от бездыханного тела Хагена тянется тонкая серебряная нить, уходившая куда-то за стену.
Усилием воли Аль-Хазрад заставил свое «я» остаться в тяжелом и душном теле, двигать его и говорить неповоротливыми губами. Из темных складок одежды он достал острый нож со змеевидным лезвием. Сплав небесного металла с грубой рудой, извлекаемой из недр земли, делал кинжал магическим. Таким оружием Аль-Хазрад мог разрезать тонкую нить, связывавшую душу короля с его телом.
Маг взмахнул рукой, нож прошел через нить, как сквозь лунный свет. Но в отличие от ночного светила, которому невозможно причинить вреда, нить оказалась перерублена. Ее слабое серебряное свечение быстро иссякло. Аль-Хазрад издал удовлетворенный смешок.
Где-то далеко над самыми дебрями Иггдрасилева леса король Хаген испытал адскую боль. Он с ужасом смотрел на обрывок нити. Последние полчаса владыка Плаймара ощущал сильное беспокойство. Он чувствовал, что там, во дворце, с его телом не все в порядке, но заставлял себя не обращать на это внимания. Хаген торопился, очень торопился, он так обрадовался, узнав, что его давний враг Арвен готов с ним встретиться… Что ж, торопливость не довела его до добра. Сжав ой расползающийся край нити, Хаген, повинуясь последнему зову покинутого тела, бросился назад. Но было поздно!
Король влетел в окно и в ужасе замер, увидев худую, скрюченную фигуру Аль-Хазрада.
— Добрый вечер, ваше величество, — расплылся в улыбке маг. В его тоне слышалась нескрываемая издевка. — Приятная прогулка?
Хаген хотел подлететь к своему бездыханному телу, но «могильщик» проворно встал между ними, не пропуская короля.
— Не торопитесь, ваше величество, — пропел он, выставляя вперед магический кинжал. — Ваше место теперь не здесь.
— Где же мое место? — едва сдерживая ужас, прорычал Хаген.
— О, мир духов огромен! — рассмеялся маг. — И вы столь опрометчиво присоединились к нему.
— Отойди, — прохрипел Хаген. — А то я не отвечаю за себя!
— А что ты можешь мне сделать? — еще громче рассмеялся Аль-Хазрад. — Предатель, забывший, кому всем обязан! Когда твой взбесившийся от подозрительности папаша собирался лишить тебя права на престол, кто тебе помог? Кто вызвал чуму в Плаймаре и унес душу Дагмара в преисподнюю?
Хаген кусал губы.
— Решил сговориться с Арвеном? — продолжал маг. — Я тебя уничтожу, натравлю на тебя свору голодных духов. И никто, слышишь, никто, ни один из богов, ведомых и неведомых, не вступится за твою жалкую душу.
Аль-Хазрад поднял руку.
— Не валяй дурака, — Хагену понадобилась вся его выдержка, чтоб говорить спокойно. — А мое тело? Тебе не позволят от него избавиться. За дверью стража. Вынести останки беотийского короля и спрятать их не так-то просто, — он перевел дух
— Тебя схватят и предадут казни как цареубийцу.
— Тело? Твое тело? — в глазах мага мелькнул дьявольский огонек, который очень не понравился Хагену. — Твое ли?
Прежде чем беотиец успел что-либо сделать, маг покинул свою скрюченную оболочку в черных одеяниях и вошел в лежащее на кресле тело. Странно, нелепо, через полуоткрытый мертвенно бледный рот с посиневшими губами.
— Боже! — только и мог простонать король, когда его собственное тело пошевелилось, открыло глаза и с неприятной, искусственной улыбкой уставилось на прежнего хозяина.
— Мне нравятся твои кости, — расхохотался Аль-Хазрад. — И мышцы, и кожа! Ты молод. Ты нравишься женщинам. Мне с ними никогда не везло, тупые твари… Что пялишься? Может, хочешь примерить мои обноски. Думаешь, раз я стал королем, ты сыграешь в вождя «могильщиков»? Дурак! — маг так и покатывался со смеху, пока потрясенный Хаген переводил взгляд с самого себя на иссохшее тело колдуна, лежавшее у его ног. — Ты не маг, и тебя сразу распознают.
— Мне не нужна твоя гнилая плоть, — едва слышно выдохнул Хаген. — Я не маг, говоришь? Но и ты не король. И не воин. Рано или поздно это заметят, и тогда…
— Что тогда? — дерзко оскалился Аль-Хазрад. — Клянусь Обратной Стороной Луны, тогда будет принадлежать нам. И мне уже не придется прятаться в твоем жалком теле. Но ты, ты этого уже не увидишь, — маг накрыл синеватым сиянием, исходившим от его рук, свое бывшее тело. Останки «могильщика» вспыхнули, съежились и исчезли с пола. — Тебе нужно убежище, глупый человечек. Такое, чтоб я всегда мог поговорить с твоей тенью, — он протянул руку к маленькой глиняной лампе на столе.
Хаген отступил, еще не понимая, что собирается делать колдун. Но уже в следующую минуту неведомая сила, исходившая от пальцев «могильщика», потянула его вперед. Аль-Хазрад размахнулся и со всей силой выплеснул горящее масло в тень короля. Тяжелые желтые капли пролетели сквозь Хагена, и владыка Плаймара вскрикнул от боли.
— Что, испугался? — маг оскалил ровные белые зубы. — Теперь здесь твой дом, и… — следующие слова Хаген услышал уже из глубины сосуда, — заметь, я еще обошелся с тобой милостиво, — колдун помедлил, — ибо при исполнении роли короля Беота мне будут нужны твои советы.
«Никогда», — подумал Хаген, сворачиваясь в неудобный клубок.
— Не смеши меня, — Аль-Хазрад стукнул лампой об стол. — Если ты не захочешь говорить, я налью сюда масла и подожгу. Ты ведь заметил, что огонь есть огонь в любом измерении. Он — одна из стихий, и пребывает везде. Так что решай, а пока… — маг завозился, заходил по комнате, явно куда-то собираясь, — … пока я намерен закончить начатое тобой дело. Надо навестить Арвена. Ты ведь дал слово. Королевское слово!
Хаген застонал. До него долетел удаляющийся смех Аль-Хазрада, хлопок ставни и шум ветра за окном.
— Будь ты проклят, — бормотал король. — Будь ты проклят!
Глава 14
Старый разрушенный мост через Секвену не предоставлял путникам никакой возможности перебраться на другой берег. Из воды торчали только мощные быки, их тесаный камень, казалось, не тронуло время, он лишь почернел, но от этого выглядел еще более мрачно и внушительно. Ни трещин, ни пустивших корни в глубине кладки растений. Ничего.
Арвен восхищенно присвистнул.
— Вот это сделано, так сделано. На века!
— На тысячелетия, — тихо поправила его Астин.
У нее уже вошло в привычку машинально поправлять короля. Нельзя сказать, чтобы норлунгу это нравилось. Но он понимал, что маленькая хозяйка Орнея связана с окружавшей землей какими-то невидимыми тонкими нитями и знает о ней больше, чем может выразить словами. Самому же Львиному Зеву — чужаку и бродяге — многое следовало понять и принять как свое.
— Мост строили еще оберонцы. Видишь, как подогнаны блоки, — продолжала Астин. — Между ними нельзя просунуть даже конского волоса.
— Почему конского? — удивился Арвен. — А твой можно? — Не знаю. Так говорят, — растерялась девушка.
Король любил ставить ее в тупик. Тогда на лице принцессы появлялось беспомощное выражение, мгновенно сменявшееся гневом. Она всегда сердилась, когда была не права или не могла ему что-то объяснить. Астин даже начинала кричать, обвиняя норлунга в тупости, а король только довольно ухмылялся, понимая, что посадил ее в лужу.
Между ними давно сложились почти семейные отношения. Ехать неизвестно куда, беззлобно переругиваясь, или делиться с девушкой странными неожиданными мыслями казалось Арвену гораздо веселее, чем в одиночестве пересекать унылые леса и болота юго-восточного Арелата. От природы Львиный Зев был не болтлив. Однако с Астин все казалось иначе, она была другая, ее интересовало совсем другое, чем остальных. Она ни от чего не приходила в ужас, даже оттого, что норлунги едят зимой белок и обдирают кору с деревьев. Король представлял себе, как вытянулись бы лица у придворных дам, расскажи он в их присутствии, что во время тяжелых переходов кочевники вскрывают вены своим мохнатым неприхотливым лошадкам и пьют их кровь для поддержания сил. Астин же мягко улыбалась и кивала в такт словам спутника, покачиваясь в седле. Ей нравились его ни к чему не относящиеся, неожиданно срывавшиеся с языка истории.