- Но я же согласовал с производственно-техническим отделом…
- Не прикидывайтесь простаком, товарищ Харебов, вы отлично знаете, с кем надо согласовывать такие вещи! Немедленно сократите газовый фактор до утвержденного!
- Алексей Петрович, вы же нас зарежете! Мы не выполним плана!
- Если захотите, выполните. Вы не знаете своих возможностей. Загляните на свой шестой участок, и вы увидите, что надо сделать.
Трофимов выключил аппарат. Щербаков стоял и ждал, что Трофимов обрушится сейчас на него. Но Алексей Петрович, гнев которого прошел, сказал:
- Слышали? Все, что я говорил Харебову, относится и к вам. С завтрашнего дня сводку газового фактора будете давать по участкам. Неужели вы-то не понимаете, что если мы выпустим газ из пластов, то потом трудней будет добывать нефть?
- Хорошо, Алексей Петрович. Все понимаю.
Днем Трофимову позвонил Харебов.
- Алексей Петрович, - взмолился он, - помогите сдвинуть с места этих бюрократов из конторы законтурного заводнения.
- В чем дело?
- Вчера и сегодня ночью Кириллова испытывала свой реагент на шестом участке, - и Харебов повторил Трофимову то, что утром рассказала ему Ольга.
- А сейчас давление на забое эксплуатационных скважин еще больше поднялось. Мы увеличили отбор нефти, а процент газа не изменился, - продолжал Харебов. - И если мы на других участках применим этот расщепитель, то можно повысить добычу без всякого ущерба.
- Ну так в чем же дело?
- А они не хотят начинать сегодня.
- Почему?
- Говорят, что у них закрыт склад с реагентом, а кладовщик куда-то уехал. Алексей Петрович, заставьте их начать нагнетание сегодня. А то ведь конец месяца. У меня план.
- А как у тебя на девятом?
- Все в порядке.
- Хорошо.
- Спасибо, Алексей Петрович.
Под вечер, когда Трофимов собирался поехать на строительство трассы подводного нефтепровода, секретарша подала ему телеграмму из министерства. Прочитав, Трофимов не поверил своим глазам. Он еще раз взглянул на телеграмму: «Бурение законтурных скважин прекратите, утвержден проект только нагнетания газа, приступайте немедленному строительству компрессорных».
Трофимов срочно заказал телефонный разговор с Москвой. Но начальник главка ничего нового ему не сказал.
- Вы понимаете, - возмущался Трофимов, - жизнь опровергла теорию о неприменимости законтурного заводнения на Северной площади.
- Зря ты кипятишься, - ответил ему начальник главка, - есть приказ, его надо выполнять, а не обсуждать.
- Но его можно отменить и написать новый, - сдерживая раздражение, сказал Алексей Петрович.
- Я этого не собираюсь делать.
Трофимов со злостью бросил трубку.
- Надо ехать к министру, - сказал Байрамов, узнав о телеграмме и разговоре с начальником главка.
- Хорошо, я полечу сегодня, сейчас же.
Уже в самолете Алексей Петрович вспомнил, что забыл позвонить Ольге и предупредить ее о своем внезапном отъезде.
«Зайду к себе, переоденусь, - подумала Ольга, проходя по дороге с работы мимо дома, в котором жил Трофимов. Надев лучшее платье, она долго поправляла свою прическу. Несмотря на ночь, проведенную почти без сна, от волнения ее щеки покрылись легким румянцем.
В последний раз оглядев себя с головы до ног, она взяла сумочку и вышла из квартиры. Ольга старалась идти спокойно, но поймала себя на том, что обгоняет всех прохожих.
С волнением она позвонила в квартиру Алексея Петровича.
- А, Оля, дорогая! - встретила ее Надежда Ивановна. - Проходи, проходи. Хорошо, что зашла, а то я целый день одна.
Ольга удивленно остановилась. Но Надежда Ивановна не заметила недоумения Ольги. Она продолжала:
- Алеша всегда приходит поздно. С работы его рано никак не вытащишь, а сегодня взял да уехал в Москву, а когда приедет, ничего не сказал.
К горлу Ольги подкатил ком. У нее было одно желание: скорее уйти из этого дома. Но сделать это было неудобно, и она присела на уголок стула.
- Оленька, хочешь чаю с клубничным вареньем? Я сейчас, - засуетилась Надежда Ивановна.
- Спасибо, Надежда Ивановна, - выдавила Ольга. - Я спешу… Мне некогда. Я… зашла… Алексей Петрович просил занести ему сводку, но раз он уехал, то я пойду.
«Что это с ней?» - подумала Надежда Ивановна, проводив девушку.
А Ольга в это время, чувствуя себя глубоко оскорбленной, тихо шла домой. «Чего же стоят все его слова, если он так нехорошо посмеялся?» - думала она. Но где-то в ее сознании теплилась надеждой мысль: «Нет, не такой он, он хороший, тут какое-то недоразумение».
Машинально открыла она свою дверь и с безразличным видом остановилась посреди комнаты.
Она не слышала, как позвонил и вошел почтальон. Трижды сказал он: ««Вам телеграмма из Москвы».
- А? Телеграмма? Давайте.
- Вот здесь распишитесь.
Ольга развернула телеграмму.
«Какая я дура!» - с досадой и радостью сказала она сама себе, схватила шелковый шарфик и выбежала на улицу. А двадцатью минутами позже уже снова стояла перед дверью квартиры Трофимова.
Надежда Ивановна немало удивилась вторичному визиту Ольги. Еще больше удивилась старая женщина, когда Ольга обняла и поцеловала ее, а затем, уткнувшись ей в плечо, расплакалась.
- Что случилось, милая?-испугалась Надежда Ивановна.
- А то, что я дура! - Ольга, улыбаясь, вытерла шарфиком слезы. - Как плохо я подумала об Алексее Петровиче…
Когда Надежда Ивановна выслушала Ольгу, она взяла телеграмму, которую девушка продолжала держать в руке, и прочитала. «Глубоко виноват перед тобой не сердись целую твой Алексей».
- Ну, Оленька, оставайся. Будем пить чай.
ГЛАВА СОРОКОВАЯ
Хлоп-хлоп-хлоп - фазан вылетел из-под самых ног и скрылся в зелени деревьев.
Проследив за полетом птицы, Родионов осторожно направился к дереву, на которое, по его расчетам, сел фазан. Подойдя поближе и держа ружье наизготовку, он стал искать глазами птицу. Да, фазан был где-то на этом дереве. Долго стоял Родионов, пока не заметил меж ветвей пошевелившийся темный ком. Хлопнул выстрел, и птица забилась в предсмертных судорогах около ребристых корней дерева. Родионов, сунув убитого фазана в ягдташ, посмотрел на часы. «Времени еще мало, а есть уже хочется», - подумал он, направляясь к еле заметной тропинке. Ноги утопали в мшистом ковре.
Выйдя на тропинку, Родионов повернул к спуску с перевала и тут неожиданно столкнулся с Сорокиным. Друзья поздоровались.
- Ты, видимо, давно здесь, Александр Емельянович? - Сорокин тронул рукой полный дичи ягдташ. - А я вот только что приехал. Люблю побродить по лесу с ружьем. - Сорокин добродушно посмотрел на Родионова.
- Я тоже люблю. Отпуск с сегодняшнего дня взял - и сюда.
- Ты скоро в обратный путь?
- Хотел еще поохотиться, да что-то есть хочется.
- Так в чем же дело? Давай организуем. Я тоже проголодался.
Охотники вышли на полянку, развели небольшой костер и стали выкладывать на газету съестные припасы. Сорокин вынул куски холодного мяса, булку, затем извлек бутылку старки.
- О, с такой штукой охотиться куда веселей,- засмеялся Родионов, глотая слюни от предвкушаемого удовольствия.
- А вот мы сейчас на нее поохотимся.
Сорокин налил себе и приятелю. Родионов тут же выпил, но Сорокин пить не стал. Он поставил кружку на газету и принялся за жирные куски мяса. Потом он поднял кружку и, сказав: «Твое здоровье!», выпил.
Разговаривая, они допили бутылку. Родионов изрядно повеселел. Язык ею стал заметно заплетаться. Сорокин же был совершенно трезв.
- А ты знаешь, Александр Емельянович, Трофимов добился отмены приказа министерства о нагнетании газа. Утвердили проект о законтурном заводнении.
- А мне п-левать! Он хоть и твой друг, а ты - мой, но не люблю я его.
- Откуда ты взял, что он мне друг?
- Не важно, а дай мне его сюда, я его повешу во-о-он на том дереве. А впрочем, пусть себе живет.
- Говорят, что он добился отмены проекта нагнетания газа потому, что автором проекта был ты.