- Оленька… доченька! - женщина тяжело дышала.- Нехорошо получилось. Ты уж извини Алешу… Вот,- и она протянула листок серой бумажки, коробившийся по сгибам. Это была телеграмма.
При свете уличного фонаря Ольга прочла:
«Мама передай Оле мои извинения зпт помоги переехать к нам зпт передай больше жизни хочу этого тчк Скоро вернусь тчк Целую вас обеих Алексей.»
Ольга дважды перечла телеграмму, потом обняла и поцеловала Надежду Ивановну и, уткнувшись ей в плечо, расплакалась.
- Ну что ты, Оленька,- успокаивала ее Надежда Ивановна.- Все будет хорошо. Я так рада! Пойдем.
Ольга, улыбаясь, вытерла слезы, поправила на плечах Трофимовой съехавший платок.
ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
Хлоп-хлоп-хлоп,- фазан вылетел из-под самых ног и скрылся в зелени леса.
Проследив за полетом птицы, Родионов осторожно направился к дереву, на которое, по его расчетам, сел фазан. Подойдя поближе и держа ружье на изготовку, он стал искать .глазами птицу. Да, фазан был где-то в гуще листвы. Долго стоял Родионов, пока не заметил меж ветвей пошевелившийся темный ком. Хлопнул выстрел, и птица забилась около ребристых корней. Родионов сунул убитого фазана в ягдташ, посмотрел на часы. Времени еще мало, а есть хочется,- подумал он, направляясь к еле заметной тропинке. Ноги утопали в мшистом ковре.
Выйдя на тропинку, Родионов повернул к спуску с перевала и тут неожиданно столкнулся с Сорокиным. Друзья поздоровались.
- Ты, видимо, давно здесь, Александр Емельянович?- Сорокин тронул рукой полный дичи ягдташ.- А я вот только приехал. Люблю побродить по лесу с ружьем.-Он добродушно посмотрел на Родионова.
- Я тоже люблю. Отпуск с сегодняшнего дня взял - и сюда.
- Ты скоро в обратный путь?
- Хотел еще поохотиться, да что-то есть хочется.
. - Так в чем же дело? Давай организуем. Я тоже проголодался.
Охотники вышли на полянку, развели небольшой костер и стали выкладывать на газету съестные припасы. Сорокин достал куски холодного мяса, булку, затем извлек бутылку старки.
- О, с такой штукой охотиться куда веселей,-засмеялся Родионов, предвкушая удовольствие.
- А вот мы сейчас на нее поохотимся.
Сорокин налил себе и приятелю. Родионов тут же выпил, но Сорокин пить не стал. Он отставил водку на газету и принялся за жирные куски мяса. Потом он поднял кружку и, сказав: -Твое здоровье!,- выпил.
Разговаривая, они опорожнили бутылку. Родионов изрядно повеселел. Язык стал заметно заплетаться. Сорокин был трезв.
- А ты знаешь, Александр Емельянович, Трофимов добилcя отмены приказа министерства о нагнетании газа. Утвердили проект о законтурном заводнении.
- А мне плевать! Он хоть и твой друг, а ты - мой, но не люблю я его.
- Откуда ты взял, что он мне друг?
- Не важно, а дай мне его сюда, я его повешу во-о-он на том дереве. А впрочем, пусть себе живет.
- Говорят, что он добился отмены проекта нагнетания газа, потому что автором проекта был ты.
- Ерунда! А впрочем, черт с ним! Мне всю жизнь не везет. Илья Тимофеевич, друг! Сейчас мне бы денег побольше, а на остальное мне начхать.
- Шутник ты, Александр Емельянович.
- Нет, я не шучу. Вот дай мне тысячу, нет, пятьсот рублей. А? .Жалко? Да, я тебе не вернул долг. Извиняюсь.
- Ерунда, Александр Емельянович. Если тебе действительно нужны деньги, я дам хоть сейчас. Вот, на.
Сорокин вынул пачку сторублевок и сунул их в руку Родионова.
- Это мне? Хи-хи-хи! Вот это друг! Спасибо. Только я их пропью.
- Ну и пожалуйста.
- А когда я должен тебе их вернуть?
- Да не надо мне возвращать. Я ведь один. Мне они не нужны.
- О, друг, дай я тебя расцелую. Да… нет, но как же! Чудно как-то: не нужны!
- Э, черт! Не думал, что ты так быстро опьянеешь,-тихо, с досадой сказал Сорокин.
- А? Что ты сказал? Ничего не сказал? Ну как же все-таки, тебе столько денег не жалко?
- Вот и не жалко. Только я тебя попрошу, сделай мне одну услугу.
- Какую? Пожалуйста!
- Ты мне прошлый раз фотографировал чертежи. У тебя здорово получается.
- Ну?
- Теперь мне нужны хорошие фотографии проекта с опорной башней.
- Нашего проекта? А зачем? - с подозрением спросил Родионов.
- Мне надо продумать технику безопасности к проекту.
- А, понятно,- успокоился Родионов.
- Я тебе заплачу, сколько хочешь,- вырвалось у Сорокина, на которого выпитое вино тоже начало действовать.