Только с тех пор — лед стал моим наваждением и единственной страстью. Даже комп мерк по сравнению с ощущением как режет поверхность острая кромка конька. Пан Геральт, конечно, знатный мачо с крутым серебряным мечом, но и он и вечная «Готика» никуда не денутся! На них у меня хватит ночи до рассвета, а лед… Лед, это лед!
Я летел по нему, я танцевал, я парил в эйфории… Конечно, плакал бывало, особенно от вычиток тренера, когда ошибался. А потом снова были только витые росчерки лезвия на прозрачной тверди. И никаких лишних мыслей…
Лед стал моим спасением до поры, я бредил им наяву. Лед стал ступенью к падению, сведя с человеком, полностью изменившим самою суть.
2.
Я давно заметил, что человеку не свойственно задумываться о своей жизни глубоко, пока не случается чего-то глобального, и то не всегда, а я не исключение. Только никогда не мог даже подумать, что получится именно так — от детской глупости все-таки никто не избавлен, ведь дети тоже не думают, что могут попасть под машину, когда бегут за мячиком на дорогу.
Если продолжать сравнение, то я попал под каток. Солидный, асфальтоукладочный. И жизнь, как пафосной книжонке, — разделилась на «до» и «после», хотя дошло это тоже не сразу.
В тот вечер я валялся в постели под толстым ватным одеялом, скулил и очень жалел себя. Под Новый год погода стояла далеко не новогодняя, я тупо попал под дождь после тренировки, промочил ноги едва не до колен, и продрог на остановке, опоздав на маршрутку. Благодаря чему, сейчас температура зашкаливала, несмотря на антибиотики, дышать горлом было больно, носом невозможно вообще, все тело выкручивало и ломило, ныла каждая мышца, как у наркомана со стажем во время ломки. Уши и те заложило, что странным образом не мешало предельно отчетливо слышать звуки пьянки внизу: у отчима были гости, и они уже дошли до стадии общения «за жизнь».
Мать была в очередной командировке, но она все равно никогда не скандалила по поводу таких сходок, чем бы они не заканчивались, видимо считая их нормальными для «настоящего мужика». Обычно мне они тоже не очень-то мешали, но в этот раз меня просто коробило всего от злости, и невероятно хотелось, чтобы они наконец заткнулись и угомонились. Когда наступила тишина, я наверное начал задремывать, поэтому не помню как он вошел в комнату и оказался у моей кровати.
Я проснулся от того, что стало холодно, потому что одеяло теперь лежало на полу. В следующую минуту рот был зажат потной ладонью, вторая рука прижимала к постели, опрокинув навзничь как котенка. Я бы сам посмеялся над своими вялыми трепыханиями, если бы мгновенно не стало так страшно, как никогда не было, хотя в то мгновение я еще не понимал, что конкретно отчим хочет сделать.
Он действительно «мужик», я бы и здоровый не отбился от него, а температура вообще лишала шансов: я едва-едва барахтался, а когда он отвлекся, чтобы связать чем-то мягким, но крепким запястья, героическое сопротивление вылилось в тщедушный писк:
— Что делаешь, козел?
Оплеуха обожгла щеку, и в глазах без преувеличения поплыло звездное небо. Очнувшись, я почувствовал, что отчим стягивает с меня пижамные штаны, и хотя сознание все еще отказывалось четко назвать происходящее и указать какой-нибудь путь к спасению, я рванулся изо всех сил, выворачиваясь из-под него.
— Пусти, урод! Помогите!
Охраны у нас не водилось сроду, не тот размах все-таки, домработница теть Валя была приходящая, но может кто-то из двоих его приятелей внизу вменяемый, услышит, и вмешается в то, что творилось… чтобы это не было.
Мои жалкие выкрики принесли совсем другой результат, а порыв обернулся тем, что я оказался развернут на живот, почти поперек кровати с наполовину стянутыми штанами и бельем. Следующий удар пришелся на ягодицу: я даже не вскрикнул, а пискнул жалко.
— Что, сученок, — запах коньяка у лица был таким резким, что обжег носоглотку, а сознание совсем поплыло, — никогда не пороли? А надо бы! Давно пора! Аж руки исчесались!
Он продолжал сноровисто стягивать с меня штаны, и мои попытки уползти только помогали в том.
— Пусти, жлоб! Я матери скажу!
Какой-то другой, уж совсем темный и жуткий страх слегка отпустил, и в тот момент мне действительно казалось это удачной идеей. Хоть бы и выпорет, — а я уже слышал звяканье торопливо расстегиваемого ремня, — как только мама приедет, не только расскажу, но покажу какая он на самом деле сволочь!