И так с электрички меня сняли уже в бессознательном состоянии (благослови боже брезгливую бдительность российской милиции ко всяким бомжам, наркоманам и пьяни!). Ангелы в серых фуражках доставили в больницу, и хотя документов при мне не было, но личность оказалось легко установить по справке со школы, прилагавшейся к проездному, где черным по белому было написано: «Антон Вешин, ученик 10-Б класса МОУСШ №», печать.
И вот уже в больнице, накачанный лекарствами по самые брови, я впервые осознал какой же я непроходимый идиот! Во-первых, я мог попросту закрыть дверь на защелку: ну, не стал бы он ее ломать, правда? И отлеживался бы в своей постели. Мог позвонить утром кому-нибудь из одноклассников, тренеру на секции, попросить о помощи. Элементарно дождаться прихода тети Вали.
Но марш бросок по ночному поселку с температурой под 40 да мокрым после душа — это еще не самая большая дурость. Я своими руками уничтожил шанс отправить эту мразь в тюрьму. Никакие бы отмазки и бабло не помогли бы! Я — несовершеннолетний, болел, его сперма в моей заднице… а теперь эта сука наверняка даже простынь в стирку выкинул. Отчим хоть и тварь, но не дурак. В отличие от меня.
Я так и не смог никому рассказать, что случилось.
3.
Новый Год я встретил в больнице. Слава богу, что не в психушке, а то все симптомы глубокой депры были на лицо. Даже искусственная елка с мишурой у сестринского поста казались одноцветно серыми… А может и были такими. От старости и пыли.
Мать сорвалась раньше назначенного, конечно, хотела меня забрать… я отказался сам. Играть в дружную семью за одним столом выглядело бы просто извращением, скандалить не было ни сил, ни желания. Я и так это получу.
Уже получил. Как всегда оказался крайним, едва она ворвалась в палату, естественно таща за собой ублюдка и с сеткой апельсинов и шоколадом. Ебтвоюмать как трогательно, особенно если учесть, что он меня сюда и загнал, а на прочее у меня аллергия! Хоть она-то могла запомнить… Ничего выдающегося.
Ну а дальше была трагедия! Тоже ничего нового. Какой я избалованный, испорченный, эгоистичный мальчишка. Не желаю замечать сколько для меня всего делают. Что она всю жизнь положила, чтобы меня вырастить, а я теперь ночами шляюсь невесть где, и в больницу загремел… Голова только опять сильно разболелась, и без того даже от обычной лампы было больно.
Она не плохая, нет. Просто считает, что всегда права во всем и лучше знает, что кому надо. Досталось даже отчиму, но с него где сядешь, там и слезешь.
— Маша, Антон уже «большой мальчик» и сам должен понимать к чему ведут его «шалости» и путешествия пьяным по электричкам! Кроме того, ты знаешь, как он меня слушается!
Вот же сука!
Слышали выражение «язык мой — враг мой»? Так вот, это правда, потому что я сказал это вслух.
Только чтобы убедиться, что я в самом деле законченный придурок. Легче от этого знания не стало…
В общем, еще перед праздником ко мне организованной делегацией зашли одноклассники с классной. Натащили еще больше этих гребаных апельсинов (думаю, к выписке из ОГУЗ ОКБ я наберусь и и не таких выражений)… Близких друзей у меня не было, и визит вежливости только еще больше это подчеркнул.
Дольше всего бывал тренер. Он и был мне наверное ближе любого человека в мире, да и говорил не о ерунде и не читал нотаций. Отругал, само собой, поговорил с врачами, объяснил план приведения меня в нормальную форму. И лишь потом, почти перед выпиской «осчастливил», что уходит, уезжает насовсем, передавая новому руководителю… Ну да, от предложения, которое сделали ему, — не отказываются в своем уме.
Смешно, он, кажется, чувствовал себя виноватым в чем-то. А я… я привык быть один. Это не сложно.
Сложно было возвращаться домой, а вечером спокойно лечь спать на туже самую кровать, когда хотелось сжечь ее нахрен. Но, дни потянулись за днями, потихоньку входя в привычную колею. Отчим по-прежнему обхаживал маму, словно забыв о моем существовании, и мне самому уже иногда начинало казаться, что та ночь привиделась в бреду, а на электричку я так сбежал, в помутнении. Иногда проще забыть, чем задуматься.
Тем более, что все мысли занимали коньки и новый тренер. Когда в первый раз его увидел, у меня тоже нигде ничего не екнуло, только хмыкнул: «звездун!» Про себя, конечно. И в принципе, не так уж ошибся.
Когда услышал его имя, сначала не понял, а потом напряг память и узнал. Не всем стать Плющенко или Ягудиным, но в биографии Казакова призовые места тоже присутствовали в изобилии, пусть и не настолько громкие. До оглушительной славы не дошло, не успел, а к 30 годам травма сустава с десятком операций окончательно поставила крест не только на спортивной карьере целиком, но даже на шоу и показательных выступлениях. Так что жесткий подход и пристальное внимание — было чем объяснить и удивления не вызывало.