Говорили, что, ранив противника, старший Мещерский подошел к нему и, убедившись, что дуэль не может быть продолжена, сказал секунданту:
– Ce n’est qu’une jambe, quel dommage! Je préférerais un autre membre[8].
О том, какое место имел в виду Мещерский, строились различные версии, но основную, на которой почти все сошлись, можно было передавать друг другу разве что шепотом и намеками. Нет сомнений, что злопамятный князь не остановился бы и вызвал графа Строганова на дуэль в третий раз, но как раз в ту пору умерла княгиня Мещерская. Князь похоронил жену, забрал к себе сына и занялся его воспитанием, но все его усилия не смогли вытравить из памяти мальчика семейные сцены и воспоминания о домашних войнах, заложником которых он был. Если Александра выводило из себя упоминание о его внешности, то Серж вздрагивал от одного слова «семейная жизнь». Узнав, что его друг собирается жениться на княжне Елизавете Гагариной, которую все звали Бетти, Серж поздравил его, но не смог удержаться от вздоха.
– Тебе тоже пора жениться, – поддразнил его Александр. – Посмотри, сколько кругом хороших девушек! Взять хотя бы Мари Потоцкую, подругу Бетти. Или Элен Васильчикову…
– Нет, – кротко ответил Серж, – я никогда не женюсь.
И, когда Александр стал настаивать, юный Мещерский добавил:
– Тебе этого не понять – ты в детстве не видел того, что видел я[9].
Впрочем, все стародавние счеты и ссоры между представителями старшего поколения никогда не мешали молодым людям дружить. Тем более что Лев, хоть и унаследовал от отца донжуанские замашки, никогда не скрывал покровительственного отношения к своему «старику» – отношения, от которого был только шаг до пренебрежения. Со своей стороны, Сергей не настолько уважал своего деспотичного и не слишком счастливого отца, чтобы считаться с его мнением в вопросе о выборе друзей.
– Не беспокойся, я передам графу твои соболезнования, – пообещал Александр князю.
Дверь отворилась без стука, и в комнату вошел востроносый молодой человек со светлыми глазами, русыми волосами и тонкими усиками. Офицеры прекрасно знали его – это был Никита Васильчиков, их сослуживец. С видом полного изнеможения он рухнул на диван и закинул ноги на стул напротив.
– Что, тяжело? – спросил князь.
– Я ей не нравлюсь, – трагическим шепотом ответил Никита.
Словами «она» и «эта» офицеры обыкновенно обозначали новую жену императора, которую во дворце дружно не любили. Трудно через столько лет понять причины подобного отношения, тем более что княгиня Юрьевская держалась ровно и старалась никого не задевать, однако факт остается фактом. Возможно, что в среде, насквозь пропитанной духом снобизма, княгиня казалась тем самым сверчком, который не пожелал знать свой шесток и занял место, которое ему вовсе неподобало. А возможно, дело в том, что император и его вторая жена были абсолютно счастливы, а счастье обладает одной жестокой особенностью – вызывает к себе ненависть тех, кто не может его разделить.
– Три раза гоняла меня сегодня за каплями, – продолжал Никита, иронически покривив рот. – Изволила сделать мне выговор за нерасторопность и за то, что я принес не то, что надо. В конце концов, я разозлился и едва не сказал, что я не прислуга.
– Тогда тебе пришлось бы попрощаться со службой, – хмыкнул Александр.
Никита встревоженно взглянул на него.
– Да, кого-то из наших недавно попросили из дворца, потому что непочтительно с ней разговаривал, – подтвердил Мещерский. – Бутурлина, кажется.
– Ну это же черт знает что такое! – вскинулся Никита. – Я дворянин, в конце концов! Мне что, теперь век у этой быть на побегушках? И чем ей плох Козьма, к примеру? Да и горничные у нее тоже имеются!
Едва он произнес имя лакея, как Александр кое-что вспомнил и потянулся к звонку.
– Чего изволите? – спросил денщик Степка, просовывая в дверь свою лохматую голову.
– Ты Козьму знаешь?
– Как же не знать!
– Тогда спроси у него, что за барышню он провожал, когда я их встретил. Полчаса назад, не больше.
– Слушаюсь! – Степка исчез.
– Ба-арышню? – протянул Никита. – А у нее есть подруга для меня? А еще говорят, что барон скоро женится!
Он засмеялся, но Серж не последовал его примеру, по лицу Александра поняв, что тому не понравилось замечание Васильчикова.
– Ты слышал про Льва? – внезапно спросил Никита, перестав смеяться.
Александр хмуро кивнул.
– Я пришел утром его навестить, а он уже… – Васильчиков запнулся и не стал оканчивать фразу. – Я поднялся к графу. Никогда не думал, что все так будет… что мне придется выражать свои соболезнования. Мы же все были уверены, что Леон поправится!
– Ты видел Андрея Петровича? Как он? – спросил Александр.
– Постарел на глазах. По-моему, это большой для него удар.
«А ведь я мог оказаться на месте Льва», – внезапно понял барон Корф, вспомнив лошадь, с которой тот упал. Они ведь вдвоем к ней присматривались, прежде чем купить, и Александр отступил лишь потому, что ему не понравилось пятнышко на ноге грациозного животного. Лошадь досталась Льву, и Льву досталась смерть.
– А что теперь будет с лошадью? – подал голос Серж.
– Ну, ты же знаешь – лошадь, из-за которой погиб владелец, в живых не оставляют, – пожал плечами Никита.
– Знаю. Но все равно считаю, что это жестоко, – с непривычной для него решительностью сказал князь.
Дверь приотворилась, в комнату заглянул Степка.
– Разрешите доложить? – спросил плут, весело блестя глазами.
– Разрешаю, – отозвался Александр.
Денщик целиком протиснулся в дверь и прочистил горло.
– Кхм… Так вот, барышню зовут Амалия Тамарина. Приехала во дворец в сопровождении действительного тайного советника Волынского. Привезла…
– Как-как? – болезненно переспросил Александр.
Степка на всякий случай вытянулся в струнку и удивленно воззрился на него, не понимая, в чем дело.
– Тамарина, Тамарина… – задумчиво повторил Серж. – Ага, я вспомнил. Та самая, из-за которой приключилась темная история?
– Погиб князь Орест Рокотов, а граф Полонский остался инвалидом, – подхватил всезнающий Никита. – Причем я видел графа, и он до сих пор отказывается говорить, что же там произошло.
– Орест ранил Полонского, а сам застрелился, – отрезал Александр. – Вот что там произошло, прекрасно всем известно. И все случилось из-за этой…
Он хотел сказать грубость, но вдруг опомнился.
– Странно, что такую особу вообще пустили во дворец, – заметил Никита. – Насколько мне известно, ее семья – полное ничтожество.
Апломб, с коим молодой человек произнес последние слова, подразумевал у него самого как минимум княжеский титул и происхождение от Рюриковичей. Однако справедливости ради следует заметить, что Васильчиков не мог похвастаться ни тем, ни другим. Его отец с трудом дослужился до генерал-майора и рано спился, а мать (что Никита тщательно, но тщетно скрывал) была подвержена припадкам сумасшествия и содержалась под постоянным присмотром. Доходов с крошечного имения едва хватало молодому офицеру и его сестре Елене на жизнь, а о том, чтобы сравниться с Корфом или Мещерским, он и вовсе не мечтал.
– С ее стороны большая дерзость – являться туда, где Орест служил и где у него осталось столько друзей, – раздраженно сказал Александр.
– Ты ведь секундантом у него был однажды? – напомнил Серж. – Вас обоих за это чуть не разжаловали.
– А, пустяки, – отмахнулся барон.
Александр наконец-то приискал подходящее объяснение улыбке незнакомки: вызов. Ну, конечно же, та знала, кто он такой, и потому так вызывающе улыбнулась, проходя мимо. И молодой человек решил в глубине души, что просто так ей этого не спустит.
9
О том, выполнил ли князь Мещерский свое обещание, можно прочитать в рассказе «Белая сирень в декабре». – Издательство «Эксмо».