«Вот теперь пусть попробует выйти!»
Довольный собой, киммериец уселся в сани и поехал вдоль склона горы. Он проделал довольно большой путь в одну сторону, потом, решив, что этого достаточно, направился обратно. Конан разогрелся от бега и работы и не чувствовал холода, но поездка в санях напомнила ему о том, что сюда весна еще не пришла. Он соскочил на снег и побежал рядом с оленями. Варвар быстро согрелся, он не задумывался, что будет потом, как он отсюда выберется, весь его ум был поглощен одной мыслью — не допустить, чтобы колдунья завладела чашей Гуйюка.
До расселины оставалось еще шагов триста, когда киммериец вдруг услышал глухие удары — как будто кто-то огромный долбил гигантским молотом внутри горы. Конан ударил оленей жердью, они побежали быстрее; наконец он соскочил с саней и побежал к заваленной им двери. Удары доносились оттуда. Куча камней, которыми варвар завалил вход, подрагивала, но не сдвигалась с места: он поработал на славу, и надо обладать чудовищной силой, чтобы отворить дверь изнутри.
— Ну, как тебе мой подарочек? — не в силах сдержать радость, крикнул Конан.
Ответа изнутри не последовало, но удары посыпались с новой силой. Через некоторое время варвар увидел, как подножие горы чуть повыше заваленной расселины стало покрываться трещинами и из них потекли струйки зеленоватого дыма. Погода стояла безветренная, и дым, словно туман, окутал склон горы. На всякий случай киммериец отошел подальше и приготовился к любым неожиданностям.
Дым сгущался, тянулся вверх по склону, устремляясь к самой вершине Красной горы. Удары раздавались с равными промежутками, как будто внутри раскачивался гигантский маятник, которому не хватало места. Трещины в каменном монолите расползались, дыма все прибавлялось, и уже не было видно ни красного цвета самого камня, ни белизны снега: все пространство скрыл зеленоватый туман, и гора напоминала замшелый, чудовищных размеров валун. Вслед за дымом из трещин выглянули язычки пламени, сначала маленькие и слабые, они постепенно вырастали, пока, наконец, не стали похожи на гигантские красные цветы, расцветшие среди дымного покрова. Пламя было таким сильным, что даже с того расстояния, на котором находился варвар, он чувствовал его опаляющее дыхание. Похоже, своими действиями Конан разбудил силы, какие ему и не снились.
«Снова я ввязался в какую-то пакость, кишки Нергала! — привычно посочувствовал себе киммериец. — Что ж, значит, судьба такова», — не менее привычно заключил он, продолжая наблюдать за происходящим.
А посмотреть было на что. Вся гора подрагивала, ее очертания изменялись, трещины, опаленные огнем, закрывались, но рядом появлялись новые, потоки талой воды сбегали по склонам, иногда низвергались водопадами и разлетались тучами сверкающих брызг. Сталкиваясь с пламенем и разогретым камнем, вода обращалась в пар, и белые облака его, кружась, уходили вверх, совершенно скрыв из виду вершину Красной горы.
Вдруг варвар услышал жуткий хохот в горе, похожий на раскаты отдаленного грома. За леденящим душу смехом послышались какие-то слова, но рев пламени и шум падающей воды не давали разобрать их.
Словно гигантская пасть, набитая камнями, пыталась выговорить фразу, но снаружи было слышно только бормотание:
— За… ммм, аз… сила…
Конан прислушался, и ему показалось: «Зачем разбудила?»
Гора уже ходила ходуном, даже ее подножие, казалось, двигалось взад и вперед в медленном и страшном танце. Дым и пар начали рассеиваться, и киммериец вдруг увидел, что в толще камня начали проступать черты гигантского лица. Холодок пробежал у него по спине.
Лицо горы двигалось, почти мгновенно изменяя свои очертания, но с каждым этим превращением оно становилось все явственней, все резче проступали скулы, нос и глаза какого-то знакомого лика, но варвар не мог вспомнить, чьего же именно.
Когда из красного монолита стали выступать огромные слоновьи уши и голый округлый череп, Конан хлопнул себя по лбу:
— Вспомнил! Это же божок, которого я видел на острове в море!
Киммериец стоял, не в силах двинуться с места, и смотрел, как исчезает сама гора, а вместо нее на снежной равнине на фоне мутного неба вырастает исполинская уродливая голова. Наконец движение камня прекратилось, и веки шириной с поле, на котором можно пасти сотню овец, начали приподниматься — все выше и выше, пока зрачки зеленых нефритовых глаз не уставились на Конана, пригвоздив его к месту.
Каменные губы дрогнули, стряхнув с себя последние остатки нерастаявшего снега, и вихрь, вырвавшийся оттуда, чуть не сбил киммерийца с ног. Варвар с трудом удержался на снегу, припав на одно колено, но тут же выпрямился.
Раздался печальный вздох, а затем губы закрылись и стали расползаться вдоль подножия горы, пока киммериец не сообразил, что каменный исполин улыбается.
— Ты молодец, варвар! — Рык, а не голос возникал где-то в глубинах земли и несся по равнине вместе с потоками горячего воздуха из гигантской пасти.
Конан распластался на земле и вцепился в наст, но это не помогало — каждое слово, произнесенное этой чудовищной головой, относило его все дальше по скользкой равнине. Чуть в стороне от него пронесся по снегу какой-то клубок, в котором Конан узнал упряжку оленей Гермии.
Бедные животные, сцепленные упряжью, были не в силах удержаться на месте, и мешанина из их тел, постромков и остатков саней исчезла из вида, подгоняемая снежным вихрем.
Гора продолжала говорить:
— Я благодарен тебе, что ты помог остановить эту тварь. Если бы не ты, я проспал бы ее появление, и Великое Равновесие могло бы нарушиться. Возьми её! — Губы сложились в трубочку, и голова выплюнула что-то.
Продолговатый белый предмет, неразличимый с такого расстояния, вылетел из пасти и, вращаясь в воздухе, упал в снег. Варвар поднялся на ноги и, заметив место падения, побежал туда. Когда он приблизился, увидел, что на снегу лежит тело Гермии.
Конан наклонился к ней, но услышал только предсмертный шепот колдуньи:
— Напрасно…
Еще мгновение она была неподвижна, потом черты ее лица исказились, все тело стало съеживаться, изменять очертания, и перед глазами изумленного киммерийца осталась только кучка красноватого пепла. Она быстро растворялась в слегка подтаявшем снегу, пока не исчезла совсем, и только бурое пятно напоминало о существовании черноволосой колдуньи.
— Что ж, — рассудил Конан, постояв еще некоторое время, — надо рассчитывать свои силы, иначе. — Он не договорил и повернулся к каменному лицу.
Взгляд его застыл на горе, которая, казалось, как стояла тут вечно, так и будет стоять, словно ничего не произошло.
Гигантская голова исчезла, дым рассеялся, и только коричневато-красный монолит торчал посреди белой бесконечной равнины.
Варвар огляделся по сторонам. В нескольких шагах от него бились в конвульсиях олени из упряжки Гермии, а чуть поодаль варвар заметил и своих оленей, которые все еще неподвижно стояли в очерченном колдуньей круге.
Ее магия еще действовала, несмотря на то, что самой Гермии уже не было в живых.
Пора было собираться в обратный путь. Варвар направился к бившимся оленям и ударами кинжала прекратил страдания животных с переломанными ногами и свернутыми шеями.
Потом он разыскал сброшенные на бегу меховые одежды и с удовольствием натянул их на себя — холод уже давал о себе знать. Вытащить своих оленей из магического круга, и вновь запрячь их в сани, было нелегким, но уже знакомым и почти привычным делом. Конан бросил последний взгляд на Красную гору и пустился в обратный путь.
Вечерело. Заблестели высоко в небе те же звезды, которые светили ему на его далекой родине. Он поплотнее закутался в теплые меха и неожиданно для себя запел услышанную в далеком детстве грустную песню: