Они пошли и вошли, а шурин что-то замешкался, задержался в сенях. Когда же он открыл дверь, ему в нос шибануло сыромятное зловоние. Он ухватился за косяк. Родственников нигде тут не было. Как потом выяснилось, они были в другой комнате — тесть вязал узел для петли, свекровь колдовала и молилась, свояк глубоко задумался, а зять ничего не делал.
Лошила спрыгнула с подоконника да так остервенело потолкала шурина в дверь, что он упал все-таки в комнату, а она сама вывалилась в сени, но тут же вскочила сюда и шурина выпихнула. Он дверь приоткрыл и сквозь едучее зловоние видел, как дошила стаскивает на стол все остальное в кучу: тарелки, хлеб, еду, горшки и все. Она работала очень быстро. Из подпола вытащила бочонок с капустой и этой квашеной капустой и огурцами набила унитаз до отказу и дернула за цепочку. В два счета опять вытолкала шурина, потому что он уже стоял было около унитаза, убивался в недоумении и шептал какие-то разные слова.
Теперь же он тихо находился в темных сенях.
Тут родственники гурьбой пробежали через зловонную комнату не дыша и зажимая рты, волоча уже бессознательную свекровь. Они с улицы облепили окна и наблюдали. Шурин примкнул к ним.
Лошила махом сгребла со стола всю посуду и яства — и прямо в угол. Побежала на кухню и вернулась с точильным камнем и кухонным ножом (этот ужасный нож шурин сделал из полуметрового напильника) и стала его точить, сидя посередь стола. Но точила недолго. Бросила все на стол. Вывернула из патрона, висевшего над столом, лампочку и принялась в него, в патрон, впихивать сырого окуня.
— Что такое! Что такое! — сильно стуча по раме, с улицы закричал свояк. — Это неправильно! Я же знаю! — Он, очевидно, терял рассудок, хотя и неплохо разбирался в математике.
Другая лампочка погасла. Произошло замыкание, и во всем доме стемнело. Только над столом в темной комнате двумя снопами взлетали искры — дошила о камень точила нож!
Наблюдатели за окном задрожали.
— Ей-богу, нечистая сила, — сказала свекровь.
— Изобрел-то ты ее зачем? — строго спросил тесть. — Ну-ка говори! Отвечай!
— Как зачем! — начал ругаться шурин. — Чтоб мясорубку крутила, полы мыла. Думаешь, дрова колоть у меня время есть? А вы, свекровь, отсталый человек, должны знать, что это научный аппарат, а не чертовщина! У меня же про нее схема есть. А как же!
— Кипятком ошпарить — вот и схема! И мученью конец! — вскипятилась свекровь.
— Господи! Господи! — забормотал свояк. — А какую ты программу, программу-то какую в нее вложил? А-а?.. Но кого-то она погубит. Погубит! Погубит!..
— Какая программа! Кибернетики — минимум. Обучал ее по домашнему хозяйству маленько, вот и все… И вся программа.
Громыхая дверьми, лошила вылетела на улицу. С блистающим ножом в руколапе, кутаясь в одеяло. Трижды, тяжело и часто вздыхая, обежала вокруг дома. Родственники пристыли к стене. Поискав и не найдя, лошила бесцельно, как сторож, стала бродить по двору. Изредка ножом врубалась в штакетник, кромсая досочки. А то неподвижно, долго таращилась на лупу. И тут тестя как дернуло. Он подкрался и набросил на нее свою петлю. Когда же канат хорошо натянулся, лошила круто повернулась и рубанула по канату страшным ножом. И перерубила. Тесть упал. А она спокойно пробежала мимо него и воткнула ужасное оружие свояку в мякоть!
— За что! — заревел тот, грудью прижимаясь к стене. — Я же в расчетах помогал!.. — И он побежал в клинику и добежал вовремя, потому что все было хорошо.
И остальные разбежались кто куда.
А дошила носилась по соседским дворам, фыркала, собак ножом пугала и этим же ножом по дверям и воротам стучала. Получилось столько гаму и переполоху, что все люди не выспались. Многие в нее стреляли и с дубьем бегали, но не поймали. Или она где в сугробе спряталась, или убежала в Невинномыслый лес — неизвестно. Она до сих пор пакостит. И хитрой стала — дальше некуда. И ее никак не поймать, потому что она из резины, досок и сыромяты и поэтому не боится магнитного поля.
На днях шурин сам пострадал. Он рано утром пошел за своим полуавтоматом для снятия кожицы с мандаринов. К одному другу, который им кой-какие копии снимал. И вот на рассвете дошила перевстретила его в заметенном переулочке. Шурин сперва подумал, что это там какая-нибудь анахроническая бабка в зипуне. Ведет козлика на поводке… Да только этот козлик так его, упавшего, бодал! Так рогами пинал! А он кричал в утреннем свете. Он так кричал, так кричал! И сквозь крики, катаясь в сугробе, видел, что на другом конце переулочка не хрычовка в зипунке подпрыгивает, а лошила! С ножки на ножку перескакивает, будто замерзла, а сама радуется, руколапками по бокам себя хлопает!