Кто управляет все этим Паук так и не узнал. Но и это было ему не важно. Не будет это важно и стотысячной армии муравьев, когда они вторгнутся и начнут резать всех, кто попадется, невзирая на размер, возраст и состояние.
* * *
Солнце начало спускаться, когда муравьи уже ушли от холмов, покрытых мелкими серыми домиками, меж которых росли ели, и встретили первое поселение. Это были телеги, покрытые сверху тканями, на странном каркасе из дерева. Не запряженные. Лошади паслись рядом, ещё чуть погодя там вышло стадо коз. Люди пасли этих животных.
Муравьи хотели набросится, но в их разуме пошло резко отторжение этих мыслей и желаний. Они пошли назад.
Вскоре, здесь появится огромная толпа, жаждущая мяса. Вот тогда он спустит их. Паук знал, что и когда нужно делать…
* * *
Муравьи мелькали на горизонте. Казалось, что телеги были так же далеки, как и небо. Муравьи страстно хотели пожрать плоть людей. Тех мирных пастухов, которые даже не подозревают, что скоро станут пищей, для огромной армии насекомых.
Но вот… Гул шагов разнесся по пустоши. Армия уродливых тварей, ищущих плоть людей и кровь, показалась большой черной полосой на горизонте.
* * *
Клык муравья был воткнут в мясо, уже мертвого человека, он тащил его по круглому тоннелю, криво идущему и петляющему вниз. В конце тоннеля находилась пасть. Один из множества ртов Всеобъемлющего. Огромные черные губы, вокруг полости, под губами уже не прятались смазанные прозрачной слюной острые клыки, в три ряда. Мышцы пульсировали, и клыки тянулись к центру. Там ещё, в тьме пасти, виляли, двигались и отчаянно тянулись, наполненные возбуждением черные языки, они были покрыты множество мелких отростков, очень мелких, настолько, что поверхность языка просто казалась шершавой. Языков было пять. На конце каждого был клык, способный прятаться.
Клыки уже показались, они также смазывались слюной, вперемешку с ядом… языки вытянулись к мертвечине.
Муравей подполз достаточно близко, тогда языки внезапно выскочили из пасти, захватили, обхватили тело человека, и так же быстро уволокли одним рывком в непроглядную тьму рта Всевидящего. Зубы зашевелились, а языки били и хлестали тело… оно измельчалось. Клыки выскочили из языков, и мерзкие щупальца стали рубить человечину на куски. Слюна стала выделятся обильнее и быстрее. Вскоре плоть и кровь, плавали в роту, а затем они отправились, внутри сгустка слюны по смазанному слизью пищеводу, такому же темному и мрачному, ужасному. Где-то позже, внутри, они попадут в желудок, где начнут перевариваться. Кровь и мясо, будут медленно всасываться. Какое блаженство для Паука!
В такие минуты он чувствовал несравненное удовольствие от поглощения пищи. И лишь редко он борол себя, что вначале изучить что было в разуме, человека перед тем, как убить его и съесть. Жертва уже начала перевариваться. Это займет несколько минут.
Позже он не будет занят наслаждением, и его сознанию представятся пейзажи, видимые множеством насекомых, подчиненных ему. Паук ещё не признался себе, что власть дает ему наслаждение. Но он уже думал над тем, что будет с его армией… он уже думал о том, что его солдаты недостаточно сильны для войны.
Тогда, он выставил против людей, против охотников из Варгеса. Эти силы ненамного, но превосходили людей. И охотники разбили всех его солдат. Паук проиграл эту битву. Но он мог бы призвать в десятки раз больше, и тогда люди бы просто задохнулись в ужасающем море черной плоти и хитина. Их бы уже клевали сотни клыков, превращая в ненавидимое все муравейником месиво.
Но он выставил столько, сколько нужно было для того, чтобы проверить на что способны его воины, не знающие страха и упрека, но знающие гнетущий голод. Пауку нужно было улучшить их. Сделать их более сильными.
* * *
Одинокий муравей стоял один, среди пустоши. Его ноги подгибались. Странно было, но он этого не ощущал. Это существо и думать не могло о том, что было бы необычным вообще.
Пустошь была такой, как и всегда. Ничто не предвещало чего-то нового. Снег мелким слоем, словно песок, летел где-то в ногах, вихрями, как пыль, видимая в лучах утреннего солнца, белая пыль. Солнце было высоко над горизонтом. Где-то ещё дальше, уже не было видно, как тысячи муравьев раздирают на куски живых людей. Там звуки, но не битвы, а бойни. Как загнанный скот. И лошадей, и коз, других домашних питомцев, женщин и детей, всех они ели, без каких-либо противоречий внутри. Для них это было не концом жизни, а простым, но долгожданным поглощением пищи. То есть тем, за что они дрались. И дрались легко, не думая. Отчаяние не было им знакомо. По крайней мере… не всем.
И только в сознании этого муравья мелькнула картинка одиночества в пустыне. Паук приказала ему отделиться от всех прочих, неважных в этот момент. Он переступал с ноги на ногу, цокая когтями по льду. И тогда резкая боль внезапно пронзила его. Он почувствовал злобу, затем обиду.
Затем его наполнил невероятный страх перед Пауком. Жалости Паук не испытывал. Он лишь пытался сотворить… и тогда это ужасное зрелище воплотилась в жизнь. А страх все поглощал Муравья.
И он содрогался. Внутри все хрустело и дробилось, что-то ужасное происходило там внутри, рвались ткани, что-то менялось. Муравей издал вопль или визг, прошел несколько шагов, вытянулся и неожиданно рядом с его клыком начало рваться мясо, черная кровь брызнул оттуда, из рвано раны, и ещё одна конечность вырвалась наружу, гладкая, смазанная кровью и слизью. Муравей почувствовал удовольствие, боль его отпустила. Он начал быстро импульсивно шевелить и дергать новым клыком… это было восхитительно.
Паук почувствовал удовлетворение, это эмоция распространилось на весь муравейник, и тысячи живых существ ликовали от удовольствия. Теперь нужно был сделать ещё сильнее… Паук даст им настоящую силу.
* * *
Теперь пауку нужно было опробовать новых воинов. И сделает он это там, где уже делал… тысяча насекомых устремилась в пустоши Варгесцев. Где вновь стали жить люди…
* * *
Их вновь отправили туда. Когда Аскольд проснулся в своей комнате, он уже был почти что на грани. Он ушел в запой. Кроме выпивки он ничего не видел и не знал. Он просто не мог представить себя без меча в руке. Это было мучительно.
Но вот все закончилось. Аскольд уже решил, что многое осмыслит именно в походе.
Глашатаи на конях быстро прочесывали улицы, объявляя, что идет призыв. Он встал, быстро прыгнул к комоду. Выдвинул ящики и, буквально, выкинул свою одежду на кровать. Затем открыл ящик ниже. Там лежал его меч, хороший, с поясом. Теперь, так он уже участвовал в боевых действиях, он мог взять разрешение у своего тысячника на то, чтобы вооружаться и экипироваться к войне самостоятельно.
Это было одновременно и роскошью, и чем-то, что нужно заслужить… Только богатые воины, а тот тысячник очень щедро наградил своих восьмерых удачливых солдат, могут позволить себе очень качественное, дорогое оружие, даже легкую броню, вроде облегченных панцирей, нарукавников. Они не носили шлема, так как те мешают в бою. Они никогда не шли на острие атаки. Так как все опытные командиры пускали их не сразу в бой, а позже, и в слабые места противника, как правило, чтобы быстро и мощно развить успех. Поэтому солдаты, которых считают опытными, были в почете, долго жили, получали меньше ранений, и чаще выходили из жарких битв живыми и невредимыми. А молодых и неопытных бросали в самое пекло. Иногда, чтобы усилить атаку, опытных воинов пускали в первые ряды, чтобы за них держались молодые бойцы.
Теперь и Аскольд попал в этот "класс" хороших бойцов, которых берегли. Но в мечтах он хотел стать тысячником. Чтобы вести армию солдат в атаку, как самые сильные командиры, всегда идущие в жарких местах боя, чтобы своими глазами видеть, где нужно ударить, а где отступить. Они управляют солдатами напрямую, и считают профессионалами. Таким мечтал он стать… но пройдут десятки лет, прежде чем такое случиться.
А сейчас он уже закончил одеваться. Сапоги уже были на нем, как и пояс. Он вытащил свой блестящи меч и стал рассматривать своё отражение. Это было великолепно. Он вернул меч в ножны, распростер руки, как пророк, потянулся, а потом расслабился и уверенной походкой пошел к двери.