– А как я пойму, что Сила во мне уже появилась?
– Ты почувствуешь, – Эндор выразительно на меня посмотрел.
По его взгляду, очевидно, мне следовало понять, что это был достаточно глупый вопрос с моей стороны и достаточно объемный ответ с его. Я вновь улыбнулась, – как будто бы меня проймешь такими взглядами.
– И как я это почувствую?
– Это приблизительно как жар внутри, где-то здесь, – Эсма положила ладонь чуть ниже горла. – Этот жар будет появляться, когда рядом что-то требующее твоего силового воздействия. Ну, то есть, если у тебя будет Сила Жизни, например, лекарская, то ты будешь чувствовать жар рядом с больным или раненым человеком, а если твоя Сила будет другого рода, – она выразительно посмотрела на брата, – то жар будет приходить рядом с целью.
– То есть, с тем, кого тебе надо убить, – со знанием дела пояснил Эндор.
– У меня Сила Жизни, а у Эндора – Смерти. И если у тебя начнет просыпаться то или другое, или он или я это почувствуем. Начнем?
– Стойте, то есть, это просто разделение на желание убивать и желание лечить?
– Нет, не просто, – терпеливо продолжила Эсма. – Лечить и убивать можно по-разному. Например, факультет Жизни делится на лекарей, знахарей и некромантов. Я учусь на кафедре лекарей – лечу собственными силами. Знахари лечат с помощью сил природы. С одной стороны, это удобнее – не нужно тратить свои силы, с другой – бывают ситуации, например, в плену, когда тебе не из чего приготовить нужное снадобье. А некроманты… Как бы это объяснить? Они работают с теми, кто только-только шагнул за грань. Это очень сложная и очень редкая профессия, в которой ничего нельзя знать наверняка. Но иногда у них действительно получается вернуть человека из-за грани. Единственный некромант, которому почти всегда удается вернуть человека из-за грани, – это Эрдьяр.
– Эрдьяр?! – Я была удивлена до предела.
В моем представлении некроманты были тощими, закутанными чуть ли не в саван, людьми, непременно с черными волосами и кругами под глазами от постоянного общения со смертью. Более же живого человека, чем рыжебородый здоровяк и представить себе было сложно.
– Чему ты удивляешься?
– Не знаю, – пожала плечами я. – Не такими я себе представляла некромантов.
– О, ты еще не видела его учеников! – Эсма хихикнула, видимо, вспоминая этих самых будущих некромантов. – Правда, он редко их учит, постоянно пропадает по мирам с Айсайаром, поэтому они ходят на лекции с нами.
– А что насчет факультета Смерти? – Обратилась я к Эндору.
– Тут все проще, – ответил мальчишка. – Есть ищейки и убийцы. Разделений на то, каким образом мы должны убить, у нас нет, мы обязаны владеть всеми способами. Хотя, конечно, у каждого из нас есть любимый способ, почти что подпись. Мне повезло, я – убийца с даром ищейки.
– Тоже мне везение, – перебила его сестра.
– Да уж все ж получше, чем у тебя, – ощетинился Эндор.
Я обратила внимание, что даже в таком споре, который, похоже происходил не первый и уж точно не последний раз, близнецы говорили на моем языке. Они как могли старались показать мне, что я здесь не лишняя.
Хоть мне и было жутко от того, с какой легкостью эти дети говорят о смерти и убийстве, я неуверенно кивнула, скорее себе, чем им.
– Ну что, давайте начинать?
Близнецы абсолютно одинаково одобряюще мне улыбнулись.
Сказать, что я ошиблась насчет релаксационного комплекса, это не сказать ничего. Через четыре часа у меня дико болела голова и ныло все тело, а еще через четыре мне стало казаться, что встреча с охотниками и вероятность умереть, не справившись с собственной силой, не такая уж и плохая затея. Меня учили сосредотачиваться на себе и своих ощущениях, так чтобы отыскать свою Силу, ставили в спарринги с Эндором и заставляли попытаться победить его, а после попытаться залечить свои раны. Ни то, ни другое у меня категорически не выходило, и меня все чаще посещала малодушная мысль о побеге с этой поляны, но тогда была бы задета моя гордость, что для меня было недопустимо даже в другом мире.
Попутно близнецы-садисты объясняли конструкты их языка, который звучал, как компромисс между горячо любимыми мной английским и немецким. Запоминать их мне было гораздо проще, чем пытаться найти в себе непонятную моей логической натуре эфемерную Силу, особенно, учитывая, что и немецкий, и английский я знала достаточно хорошо. Однако, при более тесном знакомстве оказалось, что основы всеобщего языка во многом отличаются и от немецкого, и от английского, зато удивительным образом схожи с родным русским.
С поисками неведомой Силы дела обстояли значительно хуже, и причиной тому явно было то, что я не понимала, чего от меня хотят. Ничего, из того, что объясняли ребята, я в себе не ощущала и от этого злилась еще больше.