Постепенно все вокруг стало терять очертания. По сторонам дороги угадывались контуры домов. В окнах горел свет. Сисс не проронила ни слова. Тетя совершала свой прощальный обход. Завтра ее здесь уже не будет.
Скоро она заговорит.
Апрельский вечер сгустился, превратив все окружающее в темный, неспокойный узор, плавно скользящий двумя стенами по сторонам дороги. Тускло поблескивал снег, дорогу было хорошо видно. Глаз неясно различал проплывавшие мимо высокие деревья, словно предостерегающе вытягивавшие руки, черные, нависающие скалы, похожие на кулак, занесенный над твоим лбом.
Тетя Унн совершала прощальный обход. Она не пошла прощаться с соседями: с ними она мало общалась, когда жила здесь. Она всегда была дружелюбным чужаком, который никого не беспокоил просьбами и сам справлялся со всеми своими делами. Но когда приключилась беда — пропала девочка, — все, как один, пришли на помощь. Сейчас Сисс видела, как тетя на свой лад совершает обряд прощания.
Поэтому они долго шли, не произнося ни слова. Но прогулка эта была не только прощанием. Сисс ждала, и наконец этот миг настал. Тетя остановилась и смущенно проговорила:
— Сисс, я позвала тебя не только для того, чтобы пройтись в приятной компании.
Сисс тихо ответила:
— Я так и не думала.
Как пойдет разговор? Скорее бы уж все было позади. Нет, не то, пусть он будет, но…
Тетя вновь зашагала по тихой снежной дороге. Напряжение, разлитое в воздухе, как бы передалось ее словам:
— Хоть я и живу одна, я все же иногда встречаюсь с людьми и кое-что узнаю от них. И я знаю, что у тебя была трудная, тяжелая зима.
Она замолчала, словно давая Сисс время обдумать ответ.
Нет, подумала Сисс, собираясь возразить.
— Я слышала, что ты ни с кем не общаешься в школе и отчасти даже с родителями.
Сисс быстро ответила:
— Я дала такой обет.
— Я примерно так и поняла — и, наверное, как родственница Унн должна быть тебе за это благодарна. Не надо мне о нем рас сказывать. Но к чему теперь этот обет — себя ты погубишь, а смысла в нем уже нет никакого.
Сисс молчала, стараясь понять, куда тетя клонит. Слова ее были ей приятны.
— Ты была больна, — сказала тетя.
— Они все спрашивали и спрашивали, и я под конец не выдержала. Задавали вопрос, на который я не могла ответить. Снова и снова…
— Знаю, знаю. Но не забывай, что было это в самом начале поисков, а тогда, чтобы найти хоть какой-нибудь след, надо было испробовать любой путь. Я так была растеряна, что тоже, помнишь, пыталась выведать что-нибудь у тебя. Никто из нас не задумывался над тем, что тебе это было не под силу.
— Они уже перестали.
— Да, когда дело приняло плохой оборот, этому был положен конец.
Сисс уставилась на нечеткий силуэт тети.
— Положен конец?
— Да. Ты сказала, что они перестали. Ты ведь, верно, давно уже не слышала, чтобы кто-нибудь при тебе упоминал об этой ужасной истории. А запретил об этом говорить доктор, который лечил тебя. И в школе им всем это тоже внушили.
Услышанное настолько поразило Сисс, что она едва выдавила на себя:
— Что?
Как хорошо, что мы плохо видим лица друг друга, подумала она. Иначе мы не смогли бы говорить об этом. Тетя выбрала для беседы правильное время.
— Как видишь, они отнеслись к этому очень серьезно. Ты была совершенно подавлена. По-моему, тебе надо знать об этом. И я, уезжая, решила тебе все рассказать.
Сисс все еще молчала. Наконец многое, что удивляло ее, получило объяснение. Тетя продолжала:
— Теперь, когда все уже позади, тебе надо знать правду. Теперь, когда мы перестали ждать.
Сисс воскликнула:
— Позади? Что позади?
— Об этом я тоже собиралась поговорить с тобой.
У Сисс заколотилось сердце. Однако тетя вернулась к прежней теме:
— Ты только не думай, что люди забыли Унн. Это не так, я-то знаю. Они мне так помогали, что я теперь перед отъездом в пол ной растерянности: надо бы всех их обойти и поблагодарить, но я просто не в силах, так уж я устроена.
— Да…
— Поэтому я и гуляю сегодня с тобой в темноте. Нелепо вообще-то: мне хотелось обойти всех соседей, но я боюсь показаться на людях.
Она стояла в сгустившихся апрельских сумерках и на какое-то мгновение сама показалась Сисс немного нелепой. Но нет, это не так.
— Пойдем, Сисс. Я хотела перед сном сделать большой круг.
Дорога опять привела их к домам и людям. Кое-где светились окна. Как хорошо идти с тетей! Почему я никогда не гуляю так с мамой? — задала себе вопрос Сисс. Ответа на него она не знала. Как ни любила она мать, она робела перед нею. Робела, хотя не могла бы сказать, что именно в ней ее смущало. Перед отцом она тоже робела, хотя они с ним, в общем, были добрыми друзьями. Отчего же с этой немного нелепой тетей она готова гулять хоть целую ночь?