— Да?
— Все пока еще не так, как было прежде, — ответил он и посмотрел ей прямо в глаза.
У нее возникло желание дотронуться до него. Или, еще лучше, чтобы он дотронулся до нее. Ни один из них не шевельнулся.
— Да, все не так, как было прежде, — сказала Сисс. Голос ее прозвучал отчужденно, но на лице отчужденности не было. — Ты ведь знаешь, в чем причина.
— Все снова может быть так, как было прежде, — упрямо продолжал он.
— Ты уверен?
— Нет, однако все может быть так, как было прежде.
Его слова были ей очень приятны, и все же… Она улыбнулась — так, что обозначились ямочки на щеках, но спохватилась и придала лицу обычное выражение.
— Тебя ко мне прислали? — задала она глупый вопрос и подумала: «Надо было спросить, говорит ли он от имени класса».
— Нет! — обиделся он.
— Нет, конечно.
— Я и сам могу спросить тебя.
— Знаю.
Но он не на шутку рассердился, резко оборвал разговор и отошел.
Это небольшое событие заставило ее задуматься. Надо что-то делать, притом сейчас же. Надо заставить себя совершить этот шаг, побороть свой стыд — хотя странно, что ей стыдно Перед ними. Как бы там, однако, ни было, но она отгородилась от товарищей. И хорошо, что теперь, в этот решающий момент, у нее есть опора — слова тети Унн.
Ледяной замок даст ей повод ясно показать им всем, что она думает. Она сама коснется запрещенной темы. Ей сказали, что замок вот-вот обрушится, и она хочет взглянуть на него, пока он еще не смыт рекой.
В субботу, когда все были на школьном дворе, Сисс решительно подошла к одноклассникам, застывшим в напряженном ожидании, и сказала:
— Слушайте, у меня есть предложение. Давайте сходим завтра к ледяному замку. Мне говорили, он долго не простоит.
— Тебе туда хочется? — удивленно спросил кто-то тихим голосом. На него зашикали.
Они изумленно переглянулись. Подумать только, именно к ледяному замку, туда, к самому опасному, о чем и говорить-то нельзя было. На всех лицах было написано: «Что произошло с Сисс?»
— А зачем? — раздался вопрос.
Сисс ответила спокойно и уверенно, теперь все стало проще:
— Просто интересно еще раз посмотреть на него, пока он не обрушился. А рухнуть он может в любой день, так мне рассказы вали. Думаю, что сейчас он еще красивее, — добавила она.
В классе и теперь был вожак или даже два вожака. Двое, которым следовало в таких случаях высказывать мнение. Сисс с удивлением обнаружила, что один из вожаков — мальчик, трогавший ее сапогом, тот, что когда-то словно возник из неизвестности и проявил к ней сочувствие. И вот теперь он стал вожаком. А другим стала девочка, которая сразу же заняла место Сисс.
— Сисс, а ты нас не дурачишь? — спросила она. Услышанное как-то не укладывалось у нее в голове.
— Нет, конечно.
— Вот уж не думал, что ты это предложишь, — произнес мальчик, желая показать, какова его роль в классе.
— Знаю.
— Нам как-то еще не верится, что ты к нам вернулась, — сказала девочка, — но раз ты сама говоришь, то…
Когда школьники отправились домой, Сисс шла в середине компании. Они шли тихо, и Сисс шагала в середине. Ей это было приятно. Странно устроен мир, просто идешь себе тихо домой, а как тебе радостно.
Родители как бы невзначай спросили, что случилось. Возбужденная возвращением с товарищами, Сисс сразу же, не таясь, рассказала им обо всем.
Вечером родители подсели к ней с обеих сторон. Первым заговорил отец:
— Мы ждали дня, когда ты придешь домой веселая.
Мать сказала:
— Мы знали, что этот день настанет. Иначе эту зиму было бы не пережить.
Сисс вся напряглась. Но больше ничего родители не сказали.
«Мы понимаем, ты поборола себя», — могли они сказать, и это было бы тягостно.
Конечно, она доставила им за зиму немало горя. Но она это знает, зачем же напоминать. В доме теперь радость, однако с родителями ей по-прежнему трудно.
Так просто избавления не обретешь.
Наступил поздний субботний вечер, и то радостное настроение, которое охватило Сисс, когда она в компании школьников возвращалась домой, исчезло.
Сисс лежала в постели и пыталась обдумать завтрашний день, Однако она была так взволнована, что ничего обдумать не удалось. Уснуть тоже не удалось. Ее охватывали то радость, то беспокойство. Горел свет.
Она лежала с широко раскрытыми глазами и глядела в окно, задернутое тонкой белой занавеской. Вдруг она увидела, что одна из створок открылась. Открылась во мрак. Что это? Ничего не последовало. Занавеска от движения воздуха слегка выгнулась, словно кто-то невидимый втянул живот, и все стихло. Ни ветерка. Но ветер-то должен быть! Наверное, она забыла закрыть окно на крючок, хотя ясно помнит, как закрывала его. А комната ее на втором этаже.