Иначе все может пойти прахом. Те лучи, что от моих глаз шли к ее глазам и от ее к моим.
Пришла Унн и положила ее пальто и сапоги возле гудящей печурки.
— Пусть погреются немного.
— Нет, мне пора домой, — сказала Сисс, уже обуваясь.
Она укутывалась, а Унн молча наблюдала за ней. Им уже не хотелось говорить чепуху об отмороженном носе, они были снова взволнованы. Они не произнесли слов, обычных при прощании, вроде «Ты скоро снова придешь?» или «А теперь ты ко мне придешь?». Им это даже не пришло в голову. То, что возникло между ними, сохранилось, но как все стало трудно, когда стоишь лицом к лицу, как хрупко.
Сисс стояла одетая.
— Почему ты уходишь?
— Я же сказала, мне пора.
— Да, но…
— Раз я сказала, значит, так оно и есть.
— Сисс…
— Пропусти меня, пожалуйста.
Дверь была теперь не заперта, но Унн стояла в проходе. Девочки прошли к тете.
Она сидела на стуле и вязала. Увидев их, она поднялась и приветливо, как раньше, заговорила:
— Ну, Сисс, ты уже уходишь?
— Да, мне пора домой.
— Больше тайн у вас нет? — добродушно поддразнила тетя.
— На сегодня нет.
— Я слышала, Унн, как ты заперлась от меня.
— Так оно и было.
— Да, осторожность никогда не помешает, — сказала тетя. И уже другим тоном спросила: — Что-нибудь случилось?
— Ничего не случилось!
— А отчего вы такие недовольные?
— Мы совсем не недовольные!
— Ну, может быть, и нет. Просто я уже старая и слышу плохо.
— Спасибо вам большое, — сказала Сисс, собираясь уходить, и подумала: тетя Унн ничего не знает и не понимает, а только поддразнивает их.
— Погоди, — сказала тетя. — Выпей горяченького, прежде чем выходить на мороз.
— Нет, нет, спасибо, не надо.
— Куда ты так спешишь?
— Ей пора домой, — сказала Унн.
— Ну ладно.
Сисс вскинула голову.
— Всего хорошего и большое спасибо.
— И тебе также, Сисс. Спасибо, что зашла проведать Унн и меня. А теперь беги, а то замерзнешь. Мороз все круче заворачивает. Да и темень такая, хоть глаз выколи. Ну чего ты стоишь на дороге, Унн? Вы же завтра утром увидитесь.
— Конечно! — ответила Сисс. — Спокойной ночи.
Тетя прошла обратно в комнату, но Унн осталась стоять в дверях. Она стояла молча. Что произошло с ними? Просто невозможно расстаться. Произошло что-то удивительное.
— Унн…
— Да.
Сисс бросилась в морозную ночь. Можно, конечно, было бы остаться еще, время есть, но тут опасно. Хватит и того, что произошло.
Унн все еще стояла в открытых дверях. Морозный воздух, клубясь, сталкивался с теплом из дома и втекал внутрь. Унн, казалось, не замечала этого.
Уже собравшись бежать, Сисс оглянулась. Унн все еще стояла в освещенном проеме, красивая, непонятная, робкая.
Сисс бежала домой и отчаянно боролась со страхом перед темнотой.
Вдруг послышалось:
— Это я по сторонам дороги…
Нет, нет! — только и могла она подумать.
— Сейчас ты меня увидишь, — послышалось по сторонам дороги.
Сисс бежала. Чувствовала, как что-то бежит по пятам за ней, бежит за ее спиной.
— Кто это?
И такое сразу после Унн!
Разве она не знала, каково ей будет на обратном пути? Знала, но… Не могла не пойти к Унн.
Где-то грохнул лед. Грохот покатился по замерзшему озеру и стих, словно забравшись в нору. Когда лед становится толще, он играет — дает длинные-длинные трещины. От этого грохота Сисс подпрыгнула.
Страх. Она пустилась в этот обратный путь сквозь мрак, не имея никакой опоры. Когда она шла к Унн, шаг ее был твердым — теперь не то. Не подумав, она пустилась бежать, и это было ее роковой ошибкой. Она сразу оказалась беззащитной перед тем неизвестным, что в такие вечера вдруг вырастает у тебя за спиной.
Перед неизвестным, которое заполняет все.
Встреча с Унн выбила ее из колеи, а когда она, попрощавшись, вышла из дома, ей совсем уже стало не по себе. Испуг охватил ее с первых же шагов, как только она побежала, и он нарастал словно лавина. Она была беззащитна перед тем, что притаилось по обе стороны от дороги.
Мрак по обеим сторонам дороги. У него нет ни формы, ни названия, но ты явственно чувствуешь, как он выползает и движется за тобой, и словно ледяные ручейки стекают по твоей спине.