Однажды начальник таможни пригласил меня в чудесный поход к одному из лучших черничных полей в окрестностях Врангеля. В нашей группе было девять индейцев, в основном женщины и дети, которые должны были собирать чернику. Как только мы добрались до нужного места на берегу ручья, полного форели, все бросились в кусты и стали горстями есть ягоды, даже не успев разбить лагерь, мы просто смеялись, болтали и наслаждались природой. Начальник таможни пошел вверх к истоку ручья, чтобы оценить, сколько сена для своей коровы он может получить с находящегося там поля, а заодно порыбачить, к нему присоединились два старших мальчика. Все остальные остались собирать ягоды.
Рыбакам в тот день не повезло, по их словам, всему виной слишком яркий солнечный свет, весьма редкая жалоба для местного климата. Однако они отлично потренировались, перепрыгивая с валуна на валун в бурлящем потоке, бегая по скользким бревнам и среди зарослей вдоль берега, забрасывая снасть то здесь, то там в водовороты у подножия водопадов, имитируя таким образом заманчивые для рыбы прыжки и кружение мух: эта техника хорошо знакома опытным рыбакам, но еще лучше – индейским мальчишкам. Добравшись до озера, начальник таможни осмотрел сенокосный луг, а затем вместе со своими краснокожими спутниками дошел до впадающей в озеро реки, чтобы порыбачить, а я тем временем собирал для гербария экземпляры восхитительной местной флоры, которая напоминала мне о прохладных сфагново-осоковых* болотах Висконсина и Канады. Здесь я встретил множество своих любимых растений с вересковых болот: кальмию*, грушанку*, готьерию*, клюкву, бруснику и другие. На краю луга росла великолепная линнея*, пурпурные метельчатые соцветия трав, а порой даже папоротники и осока* были выше моей головы. Здесь же на опушке леса я нашел дикую яблоню, первую из встреченных мной на Аляске. Индейцы собирают мелкие и кислые дикие яблоки, чтобы приправлять ими жирное мясо лосося. Мне никогда и нигде прежде не доводилось видеть столь роскошной луговой и болотной растительности. Основные лесные деревья – тсуга, ель и кипарис нутканский*, на краю луга росло несколько сосен скрученных (P. contorta)* высотой около ста футов, с их стволов свисали серые бороды уснеи*, а кора была седой от чешуйчатых лишайников.
У озера мы встретили всех сборщиц ягод из нашей группы, в лагере остались только смотритель и маленькая девочка. Индианки очень живописно смотрелись в своей яркой одежде среди трепещущих на ветру зеленых кустов. Они тихо и мелодично пели, словно этот чудесный день, место и ягоды играли на струнах их души. Дети держали в руках маленькие корзинки объемом около двух-трех кварт[6], женщины несли за плечами по две большие корзины. Во второй половине дня, когда корзины были наполнены, все отправились обратно в лагерь, где осталось каноэ. У озера наши пути разошлись, я решил пойти через лес вдоль ручья и первым добрался до лагеря. Вскоре пришли и все остальные, напевая и гудя, будто нагруженные нектаром пчелы. Я с интересом наблюдал, как доброжелательно они протягивали горсти отборных ягод маленькой девочке, которая встречала всех улыбкой и радостными приветствиями. Слов я не понимал, но атмосфера, несомненно, была радушной и безмятежной.
Во время моего пребывания на острове Врангеля вожди и влиятельные члены племени стикин устроили торжественный обед для почетных гостей – прибывших со мной на одном пароходе трех докторов богословия и их жен, которые собирались основать на острове пресвитерианскую церковь. Меня тоже пригласили на ужин и танцы, приняли в племя стикинов и дали индейское имя «Анкоутахан», означающее «усыновленный вождь». Я сомневался, что оказанная мне честь имеет какую-то практическую ценность, но мистер Вандербильт, мистер Янг и другие заверили меня, что, напротив, это послужит гарантией безопасности во время моих путешествий среди различных племен, населяющих архипелаг. Путешественников без индейского имени нередко убивали и грабили, и преступник оставался безнаказанным, если о его злодеянии не становилось известно белым. Однако индейцы из других племен никогда не осмелились бы напасть на одного из стикинов, зная, что соплеменники обязательно за него отомстят.
Обеденные столы были со вкусом украшены цветами, угощение и организация мероприятия в целом тоже были достойными, но индейских блюд на столе совсем не было, только модные в то время бостонские[7] консервы. После ужина мы собрались в большом бревенчатом срубе вождя Шейка, где для нас устроили танцы и развлечения – получился настоящий варварский торжественный прием. Танцы всех американских индейцев в целом очень похожи, на мой взгляд, и представляют собой монотонное топанье, сопровождаемое хлопками, подергиванием головы и громким ворчанием под мрачный бой барабанов. Главный танцор в качестве благословения разбросал огромное количество пушистых перьев, кружащих в воздухе, словно метель, а все остальные в это время скандировали: «хи-и-а-а, хи-и-а-а», подпрыгивая на месте, пока с них ручьем не полился пот.
6
Кварта (от