После танцев индейцы стали искусно изображать животных в различных обстоятельствах: как те двигаются, охотятся, хватают и едят свою добычу и тому подобное. Пока все спокойно сидели, ожидая, что же произойдет дальше, дверь большого дома внезапно распахнулась, и в дом запрыгнул медведь, настолько внешне и повадками похожий на настоящего, что мы все страшно перепугались, хотя, конечно же, это был всего лишь человек в идеально подогнанной под него медвежьей шкуре, который многое знал об этом звере и превосходно умел ему подражать. Медведь вышел в центр комнаты и изобразил прыжок в реку, где он поймал заранее подготовленного для него деревянного лосося, вытащил его на берег, огляделся по сторонам, прислушиваясь, не приближается ли кто-нибудь, а затем разорвал рыбу на куски, дергая головой из стороны в сторону и продолжая следить, не появился ли охотник. Помимо медвежьего танца, на празднике были танцы морской свиньи* и оленя, внутри чучел находился индеец и так точно имитировал движения этих животных, что они казались живыми.
Танцы перемежались серьезными речами, которые произносила одна из индианок: «Дорогие братья и сестры, так мы танцевали раньше. Нам нравилось это делать, когда мы еще были слепы, мы всегда так танцевали, но сейчас мы прозрели. Добрый Господь сжалился над нами и послал Своего сына, Иисуса Христа, чтобы Он наставил нас на путь истинный. Сегодня мы танцевали только для того, чтобы показать, насколько слепы мы были, предаваясь столь глупому занятию. Отныне мы больше не будем танцевать».
Другая речь сводилась к следующему: «Дорогие братья и сестры, наш вождь говорит, что это еще один танец, который мы прежде танцевали, но больше не хотим этого делать. Мы раздадим все танцевальные костюмы, которые вы видели на нас, хотя мы их очень высоко ценим. Он говорит, что для него большая честь принимать на празднике в своем доме так много белых братьев и сестер».
В ходе представления вождь Шейк, наблюдавший за происходящим с большой серьезностью, сделал несколько коротких пояснительных замечаний. Последняя его речь завершилась следующим образом: «Дорогие братья и сестры, мы с давних пор блуждали во тьме. Вы вывели нас к свету, указывающему верный путь, научили правильному образу жизни и рассказали, как умереть достойно. Благодарю вас от себя лично, от имени всего моего народа и отдаю вам свое сердце».
Праздник завершился обрядом пóтлач, на котором раздаривали мантии из шкур оленей, диких овец, сурков и соболей, а также множество фантастических шаманских головных уборов. Один из них достался и мне.
Пол дома был устлан свежими ветвями тсуги, стены украшали букеты из пестрых полевых цветов, а в очаге лежали ветки черники и кипрей. В целом представление было чудесным.
Юго-восточная Аляска показалась мне замечательным местом для жизни. Климат на островах и побережье материка удивительно мягкий и умеренный, и в течение всего года нет резких перепадов температур. Однако здесь так часто идет дождь, что заготавливать сено в больших объемах вряд ли когда-либо удастся, как бы стремительно ни развивались здесь в будущем рудники, лесной и рыбный промысел. Впрочем, местная дождливая погода – самая лучшая из тех, что мне когда-либо приходилось испытывать: температура умеренная, мягкий дождь питает реки и землю, делая ее свежей и плодородной. Хотя нет ничего более восхитительного, чем сияющее во время дождя солнце, безоблачные дни случаются крайне редко, как на севере, так и на юге. Летний день на Аляске – это день без ночи. В самой северной точке полуострова, на мысе Барроу*, солнце не заходит неделями, и даже здесь, на юго-востоке, оно лишь на несколько градусов опускается под горизонт в своей нижней точке, а закат сразу переходит в рассвет, не оставляя зазора для наступления темноты. Полночь по освещенности соответствует навигационным сумеркам*. В это время тонкие облака, которые почти всегда присутствуют на небе, окрашиваются в желтый и красный цвета, ярко извещая о том, что солнце опускается за горизонт. Новый день наступает медленно. Низкая дуга света крадется в северо-восточном направлении, постепенно становясь выше, шире и насыщеннее по тону, а когда наконец появляется солнце, это происходит без помпезной торжественности и ослепительных вспышек бодрящей энергии, пробуждающей в памяти библейские мотивы или образ жениха, выходящего из спальни таким сильным и счастливым, что он готов пробежать марафон. Алые с желтой кромкой облака растворяются в туманной дымке, острова, окаймленные серо-белыми рюшами тумана, отбрасывают неясные тени на сверкающую гладь воды, и весь небосклон обретает жемчужно-серый оттенок. В течение трех-четырех часов после восхода солнца в пейзаже нет ничего особенно впечатляющего. Хотя солнце почти не затянуто облаками, на него можно смотреть, не ощущая дискомфорта, а острова и горы с их роскошным лесным и снежным покровом и изысканным разнообразием форм кажутся сонными и неприветливыми.