– Это ледник, – спрашивали они, – там, в каньоне? И все это сплошной лед?
– Да.
– И какова толщина льда?
– Я бы сказал, от пятисот до тысячи футов.
– Вы говорите, что он течет. Но как твердый лед может течь?
– Он течет, как вода, но настолько медленно, что это незаметно.
– А как он образуется?
– Из снега, который скапливается в горах каждую зиму.
– Как снег превращается в лед?
– Он уплотняется под собственным весом.
– Те белые массы, что мы видим в низинах, тоже ледники?
– Да.
– Голубоватые изломанные пласты льда, которые свисают из-под снежных полей, вы называете ледниковыми языками?
– Да.
– Откуда взялись впадины, в которых они находятся?
– Их образовали сами ледники, так же, как мигрирующие животные оставляют следы.
– Как давно они там?
– Бесчисленные века… и т. д.
Я отвечал, как мог, попутно рассказывая о теме в целом и делая наброски и заметки. Пока я неистово проповедовал «ледниковое Евангелие», «Кассиар», хрипя, медленно полз вдоль берега, меняя наше положение так, что ледниковые каньоны то открывались во всей красе, то совсем исчезали из виду, будто кто-то переворачивал страницы книги.
Примерно в середине дня мы оказались прямо напротив потрясающей группы из десяти ледников, берущих начало из цепи чашеобразных впадин – фирновых бассейнов. Вокруг вершин ледников и вдоль их бортов тянулись зазубренные вершины, седловины* и скальные стены. От каждого крупного скопления фирновых бассейнов вниз к морю спускались широкие каньоны с отвесными стенами. Три главных ледника остановились всего в нескольких футах от моря. Самый большой из них, длиной около пятнадцати миль, медленно сползал в великолепную долину, подобную Йосемитской, образуя внушительный ледяной барьер длиной около двух миль и высотой от трехсот до пятисот футов, который перекрывал всю долину поперек от одной стены каньона до другой. Лед именно с этого ледника корабли Аляскинской ледовой компании возили в Сан-Франциско и на Сандвичевы острова*, а также, я полагаю, в Китай и Японию. Чтобы загрузиться, им достаточно было подняться вверх по фьорду и бросить якорь у концевой морены.
Второй крупный ледник находился в нескольких милях к югу от первого. Вобрав в себя два приблизительно равных по величине больших ледника-притока, он по лесистой долине стекал вниз к морю, не доходя до него около ста футов. Третий из группы низко спускающихся ледников располагался на четыре или пять миль южнее. Пусть он и не был таким грандиозным, как два его соседа, и не очень хорошо просматривался со стороны канала, ради него одного на Аляску стоило бы приехать жителю низин, которому пока ни разу в жизни не доводилось видеть ледник.
Паровые котлы нашего маленького парохода не были приспособлены для морской воды, но мы надеялись, что сможем набрать пресную воду в горных ручьях по пути. Увы, таковых в пределах досягаемости не оказалось, и нам пришлось целых два часа использовать соленую воду, прежде чем мы добрались до мыса Фэншоу*, поскольку к тому моменту пятьдесят тонн пресной воды, которые мы взяли с острова Врангеля, уже закончились. Хуже того, капитан и механик не были едины во мнении относительно работы двигателей. Капитан постоянно требовал прибавить ход, а механик отказывался это делать, стараясь поддерживать давление на низком уровне, поскольку соленая вода в котлах вспенивалась и затекала в цилиндры, вызывая сильный стук в конце каждого хода* поршня и угрожая выбить головки цилиндров. К семи часам вечера мы прошли всего около семидесяти миль, что вызвало недовольство, особенно среди миссионеров, которые даже устроили совещание в кают-компании, чтобы решить, как лучше поступить в сложившейся ситуации. В ходе дискуссии многие возмущались и выражали обеспокоенность финансовой стороной вопроса. Мы зафрахтовали судно за шестьдесят долларов в день, из расчета, что поездка туда и обратно займет не более четырех-пяти дней. Но при нынешних темпах движения стоимость путешествия для каждого пассажира выходила на пять-десять долларов дороже изначальной оценки. Поэтому большинством голосов было принято решение вернуться на остров Врангеля на следующий день. Лишние траты оказались куда важнее гор и благородных миссионерских целей, будто они внезапно превратились в пылинку на весах.