Добравшись до входа в нужный фьорд, мы направились по нему в глубь материка между прекрасными лесистыми берегами, и посреди гранитной долины пред нами предстал величественный ледник, сияющий в утренних лучах солнца и манящий подойти ближе и полюбоваться им. Вид, открывшийся после того, как мы проплыли между двух скал, стоящих на страже входа во фьорд, приковал к себе все восхищенные взоры. Невозможно описать словами его царственное величие: благородная простота и утонченность скальных изваяний, их великолепные пропорции, изумительные водопады и леса, безмятежный фьорд между ними, исполинская бело-голубая ледяная стена и заснеженные горы вдали. Слова бессильны передать то благоговение, с которым человек входит в ледяные чертоги севера, настолько поразительно осязаемо здесь Божественное присутствие.
Стоя на пороге великолепного храма и разглядывая его, как картину, можно легко проследить его очертания. На переднем плане зеркальная бледно-зеленая гладь воды, протянувшаяся на пять-шесть миль вверх, словно низовье великой реки, ограниченное у истока скошенной стеной из сине-белого льда высотой от четырехсот до пятисот футов. За ней виднеются несколько увенчанных снегом горных вершин, а по обе стороны вздымается ряд величественных, блекло-серых гранитных скал высотой от трех до четырех тысяч футов. Некоторые поросли редким лесом, полосами кустарника и цветущих трав на узких уступах, особенно на полпути наверх, другие совершенно отвесные, голые и вместе образуют неприступные стены, подобные йосемитским, простирающиеся далеко за пределы ледяного барьера. Громадные выступы с основаниями, вмерзшими в ледник, появляются один за другим. Это Йосемитская долина в процессе формирования, стены уже возведены, но на необработанном ложе долины еще нет рощ, садов и лугов. Будто исследователь, войдя в реку Мерсед* в Йосемитской долине, обнаружил стены в их нынешнем состоянии, с деревьями и цветами на прогретых солнцем выступах, покрытых ледниковыми отложениями, но дно долины оказалось покрыто водой, гравием и грязью, а величественный ледник, образовавший ее, уже начал медленно отступать, но все еще заполняет верхнюю часть долины.
Когда мы подплыли к самому краю невысокой, широко распростертой омываемой водой концевой морены, едва заметной на общем фоне, создалось впечатление, что от ледника нас отделяет лишь полоса гравия шириной около ста метров. Однако масштаб всех основных объектов долины был настолько огромен, что на самом деле это расстояние, как выяснилось впоследствии, составляло более мили.
Капитан приказал индейцам-матросам спустить каноэ, высадить на берег всех желающих и сопровождать нас к леднику на случай, если потребуется их помощь. Однако столь редкой возможностью увидеть ледник вблизи воспользовалось лишь трое из нашей группы: мистер Янг, один из докторов богословия и я. Подплыв к ближайшей и самой сухой, на наш взгляд, части моренной равнины, мы сошли на берег, но тут же охотно вернулись в каноэ, поскольку серая минеральная грязь, состоящая из перемолотой горной породы и нестабильная из-за приливов и отливов, сразу же начала затягивать нас, словно зыбучий песок. Следующая попытка сойти на берег, предпринятая ближе к середине долины, увенчалась успехом, и вскоре мы оказались на усыпанной гравием твердой земле и поспешили к огромной ледяной стене, которая, казалось, отступала по мере того, как мы продвигались вперед. Единственным препятствием на нашем пути стала сеть ледяных ручьев, у самого большого из которых мы остановились, не желая промокнуть, переправляясь вброд. Сопровождающий нас индеец пришел на выручку и быстро перенес всех через него на своей спине. Когда очередь дошла до меня, я сказал ему, что и сам могу перейти ручей, но он так до смешного убедительно склонил плечи, что я впервые решился оседлать кого-то с тех пор, как в детстве играл в чехарду. Мой вертикальный мул, пошатываясь, пошел по камням через бурлящий поток и, вопреки худшим ожиданиям, успешно его пересек. Переправившись таким образом еще через несколько ледниковых ручьев, мы наконец добрались до подножия ледяной стены. Доктор богословия будто для галочки быстро прикоснулся к ней, как к опасному дикому зверю, и с чувством выполненного долга поспешил обратно к лодке, прихватив с собой на всякий случай индейца-носильщика и даже не догадываясь о том, что он теряет. Мистер Янг и я внимательно осмотрели чудесные хрустальные стены, восхищаясь их дивной архитектурой, игрой света в трещинах и впадинах и структурой льда на менее поврежденных участках, повсюду находя нечто прекрасное и новые факты для изучения. Затем мы попытались взобраться на стену и, терпеливо поднимаясь зигзагами, огибая расселины и время от времени прорубая ступени, перебрались через выступ и прошли еще пару миль до высоты около семисот футов. Вся фронтальная часть ледника была рассечена трещинами и представляла собой лабиринт из неглубоких пещер и расселин, поражающий разнообразием новых архитектурных форм: здесь были скопления сверкающих шпилей, фронтоны и обелиски, мощные и неприступные бастионы, отвесные утесы с зубчатыми карнизами*, при этом каждая теснина и трещина, борозда и полость была наполнена мерцающим пульсирующим бледно-голубым светом невыразимой нежности и красоты. День был теплым, и по ту сторону изрезанной расселинами фронтальной стены на широкой тающей груди ледника ликовали, журчали, звенели и пели многочисленные ручьи, бегущие по гладким каналам, проточенным сквозь белый мертвый лед на поверхности к живому синему льду в глубине, где они и текли, окруженные ореолом мерцающего света, который можно увидеть лишь среди хрустальных холмов и впадин ледника.