Любопытно отметить, что стоило кораблю миновать пролив Золотые ворота* и пуститься по волнам в открытый океан, как на лицах пассажиров не осталось и следа от былого восторга, и переполненная палуба быстро опустела из-за морской болезни. Странно, но почти все пассажиры очень стыдились своего состояния.
На следующее утро разыгрался сильный ветер, море стало серо-белым, с грохотом вздымались приливные волны, и «Дакота» мчалась по ним, наполовину утопая в соленых брызгах. Лишь немногие вышли на палубу полюбоваться неистовым пейзажем. Волны яростно рвались к берегу, их гребни венчали длинные сияющие локоны пены, брызги с внешних краев подхватывал ветер, наполняя воздух свежестью. Весь мир качался и сотрясался в ликующей взвеси мелких радужных брызг. Чайки и альбатросы – незыблемый оплот жизни посреди яростной красоты – без труда скользили по волнам вопреки встречному ветру, зачастую пролетая милю без единого взмаха крыльев. Изящно раскачиваясь из стороны в сторону, они с удивительной точностью повторяли изгибы соленых водяных холмов, лишь изредка касаясь самого высокого гребня.
Чуть поодаль в ореоле сверкающих брызг посреди ревущей морской пустыни неожиданно возникло поразительное свидетельство таящейся в глубинах жизни – широкие спины полудюжины китов, словно обледеневшие гранитные валуны, вспарывали водную гладь и степенно рассекали ее, выпуская роскошный фонтан водяного пара. Сделав глубокий вдох, исполины вновь погружались в безмятежность родной пучины. Внезапно все пространство на милю вокруг заполнила озорная стая дельфинов, они весело резвились и выпрыгивали из воды, вспенивая волны и делая пейзаж еще более диким. Невозможно не сопереживать и не гордиться нашими храбрыми соседями и согражданами мирового содружества, которые стараются выжить и добыть себе пропитание так же, как и все мы. Наш корабль тоже казался мне живым существом, чье большое железное сердце продолжало биться, будь то штиль или шторм – поистине величественное зрелище. Только задумайтесь о горячих сердцах китов, отбивающих мерный ритм в толще холодных вод днем и ночью, во мраке и в лучах солнца, на протяжении веков, представьте, как целые ведра и бочки бурлящей красной крови прокачиваются через него всего за один удар!
Цвет облаков во время одного из четырех закатов, которыми я успел насладиться за время своего короткого морского путешествия, был удивительно чистым и насыщенным. Чуть выше горизонта выстроились в ряд кучевые облака, а над ними нависла массивная свинцово-серая туча, от которой отделялся водяной пар и длинной изогнутой бахромой опускался вниз, обволакивая, словно вуалью, нижний ярус облаков. Сквозь затянутое небо время от времени пробивались солнечные лучи, окрашивая пушистые кучевые облака и бахрому в сочный желтый цвет. Отражаясь в воде, они являли взору дивную картину. Однако, каким бы великолепным ни был бескрайний простор океана, этот пейзаж кажется нам куда менее привлекательным, чем вид на сушу, который открывается лишь с определенных точек обзора. Впрочем, если представить, что земной шар – одна большая капля воды, в которой плавают континенты и острова, и она несется сквозь космическое пространство вместе с другими небесными телами, поющими и сияющими, как единое целое, создастся впечатление, что вся вселенная – это неутихающий шторм вечной красоты.
С корабля береговая линия Калифорнии с ее холмами и скалами кажется голой и неприветливой, роскошных лесов не видно, они скрыты далеко за пределами досягаемости морских ветров. В Орегоне и Вашингтоне хвойные леса порой доходят до самого берега, и даже столь характерные для севера маленькие островки в основном покрыты деревьями. Выше по течению пролива Хуан-де-Фука* леса, защищенные от штормовых ветров и питаемые обильными дождями, роскошным густым ковром покрывают склоны сформированных ледниками Олимпийских гор*.
Вечером четвертого дня мы прибыли в гавань Эскимолт*, в трех милях от Виктории*, и поехали в город через изумительный лес. В основном здесь росли дугласовы пихты*, а подлесок на открытых участках был представлен дубами, земляничником*, орешником, ольшанником, кизилом, спиреей*, ивами и дикой розой. По пути мы видели множество выступающих на поверхность бараньих лбов*, покрытых желтым мхом и лишайниками.
Виктория, столица Британской Колумбии, в 1879 году была небольшим старомодным английским городком на южной оконечности острова Ванкувер. В то время в ней проживало около шести тысяч человек. В городе были правительственные здания и деловые кварталы, но внимание путешественника более всего привлекали встречающиеся здесь милые коттеджи, увитые самыми восхитительными и благоуханными плетистыми розами и жимолостью, которые только можно себе представить. Калифорнийцы по праву могут гордиться своими садовыми розами, которые украшают их солнечные веранды, взбираются вверх до самой крыши и спадают алыми и белыми каскадами с фронтонов. Но еще больше здесь, в климате, изобилующем мягкими туманами, росой и ласковыми дождями, благоденствует одно из самых обычных садовых растений – английская жимолость*, по всей видимости, нашла здесь самые благоприятные условия для роста. Еще более прекрасными были дикие розы, растущие вдоль лесных тропинок, с венчиками* шириной два или три дюйма[2]. После ливня эти розы и три вида спиреи наполняли воздух восхитительным ароматом, а красные ягоды кизила ярко пылали среди изумрудной листвы под деревьями высотой двести пятьдесят футов[3].